Сказка про то, как король мечтал о том, что...
Жил-был король, у которого с тех пор, как перенес он тяжкую болезнь, все вызывало страшную тоску. Чего только не делали министры, чтобы разогнать ее!
Но стоило им заговорить о государственных делах, как он устало отвечал:
— Сами разберитесь! Сами! А меня не трогайте.
Конечно, это не могло не нравиться министрам, но нередко они бы предпочли ответственности избежать: кто их знает, этих королей! И потому пускали в ход все средства, чтобы вернуть его к активной жизни.
Сидя с ним, они рассказывали разные истории, анекдоты и даже, будто маленькому, сказки.
Но король их слушал неохотно, почти тотчас начинал зевать. Сначала из приличия он прикрывал рукою рот, но потом, откинув голову на спинку трона, давал себе волю:
— А-а-а! А-а-а-а! А-а-а-а-а!
Тогда уж и министры друг за дружкой:
— А-а-а! А-а-а-а! А-а-а-а-а! — сначала прикрывая рты руками из почтения к Его Величеству, но затем, не в силах удержаться, — уже без всякого стеснения, хором с королем.
Наконец они с поклоном ускользали, опасаясь, что зевота раздерет им рты.
Почти каждый день они устраивали совещания, часами обсуждая, каким образом вывести Его Величество из такого состояния.
— Я считаю, — как-то заявил один министр, — единственное средство — найти десяток шутов, которые ужимками, скачками, воп-
лями развеселили бы и мертвого, и неожиданно ему их показать.
— Еще чего! Еще чего!
— Народ и не предполагает, что Государя гложет страшная тоска. И теперь мы сразу все должны ему открыть?
— Вы правы, люди ведь подумают Бог знает что!
— А ежели мы сами перерядимся в шутов? Невелика премудрость — прыгать и кривляться!
Предложение премьер-министра поддержали, и каждый раздобыл подходящий наряд. Они раз- | малевали себе лица сажей и румянами и в зале, где обычно собирались для решения государственных проблем, стали подражать ужимкам, прыжкам и воплям известнейших шутов.
Повесив голову и заложивши руки за спину, король прогуливался по своей гостиной, когда туда вдруг ворвалась эта семерка (министров было семь) — ни дать ни взять бесноватые. Они скакали, ухмылялись, кувыркались, взявшись за руки, кружились вокруг короля, а тот, застигнутый врасплох, не знал, куда деваться. И вовсе не смеялся, как они надеялись, а делался все более угрюмым, чуть ли не свирепым. Наконец одного ударил кулаком, пнул ногой другого, наподдал еще двоим и, совладав с обуревавшей его яростью, воскликнул:
— Знал я, что мои министры — воры, но что они шуты?!
— Помилуйте, Вахне Величество!
— Мы из лучших побуждений!
— Нам тяжело глядеть, как вас гнетет тоска, ведь вы бы могли быть счастливей всех на свете!
— Сколько раз я говорил вам: мне надобно то, что... И никто не может мне помочь!
— То... что?
— Не передразнивать меня! Министры стали головы ломать:
— Но что ж такое — то, что? Может, он и сам знает?
Когда министры издавали свой очередной указ, в народе начинался ропот:
— Да что, король слепой? Может, он глухой? Мужчины, женщины, старики и дети, толпясь
у королевского дворца, кричали:
— Да здравствует король! Хотим видеть короля! На балконе показался старший из министров:
— Тише! Не беспокойте короля, он отдыхает!
— Мы хотим его увидеть!
В тот день одна старушка кричала громче всех, размахивая палкой.
Никто не знал эту старушку, никогда не видел, и теперь, когда она кричала и махала палкой, зажав ее в худой руке, людям стало интересно, и они старушку обступили, позабыв кричать: «Хотим увидеть короля!», как это делала она, продолжая, словно одержимая, в одиночку голосить и суетиться.
Из королевского дворца появилась стража с палашами наголо, чтобы разогнать толпу. Увидев, что теперь лишь одна старуха кричит что есть мочи, стража проложила к ней дорогу.
— Бабка, замолчи!
Как об стену горох. Видя, что закрыть ей рот не удается, один из стражников взял ее под руку, другой — за руку, и так они ввели ее в ворота королевского Дворца.
— Вы кто? Чего вам надо?
— Видеть короля! Я поднимусь к нему.
И, прежде чем успела помешать ей стража, она взлетела, как на крыльях, по парадной лестнице, миновав приемную, двинулась широким коридором. Стражи, тяжело дыша, как будто пробежали много миль, — за ней и едва смогли ее остановить у входа в королевские покои.
На крики и шум сбежались министры.
— Вы кто? Чего вам надо?
— Мне нужно с королем поговорить!
— Он почивает.
— Разбудите!
Министры рассмеялись: ну, шустра!
— Его Величество не велит себя будить, настанет время — сам проснется.
— Что ж, подождем! Он соня? Министры вновь расхохотались.
— Дело в том, что я спешу и большее не смогу прийти.
—То, что вы должны сказать Его Величеству, так важно? Тогда скажите нам, его министрам. Как он встанет, мы ему передадим.
— Ну что ж!..
И старуха принялась громко стучать в дверь и звать:
— Государь!.. Соня!.. Государь!.. Министры корчились от хохота. И не мешали
ей, надеясь, что своим безумным поведением она сумеет короля развлечь и рассмешить.
Распахнув с досадой дверь, король появился на пороге. И, глядя на убогую старуху с палкой, в изумлении остановился.
— С добрым утром, Государь! Ну, как тебе спалось?
Король, услышав обращение на «ты», глянул на премьер-министра, который жестом дал ему понять: старуха не в своем уме.
— Я присяду, Государь! Умаялась. А эти подозрительные типы всегда при тебе?
Теперь министры уже не смеялись.
— Они хотели вызнать то, что я должна сказать тебе наедине.
Король внимал ей, и ему нет-нет да и являлись странные видения. Женщина преображалась: ее
волосы, пышные и золотистые, оборачивались длинной смоляною гривой, юная и хрупкая, она вдруг превращалась в дородную и крепкую, ее одежда тоже стремительно меняла цвет, делаясь то белой, то лазурной, желтой, алой...
Король зажмурился, протер глаза: перед ним опять была убогая старуха в черном и с клюкой.
— Ты был очень болен, Государь, и теперь тебя одолевает смертная тоска... Хорошо тут у тебя — столько окон, столько залов — один красивее другого. Я хочу их осмотреть.
Она переходила из зала в зал, а за нею, молчали- вый и угрюмый, следовал король и снова видел ее то блондинкой, то брюнеткой, в красном, в желтом, в белом, в голубом, в парче, не зная, что и думать.
— Снова притомилась я, присяду. И ты усаживайся, Государь, чай не в гостях. О чем бишь я?.. Ах, да! Гони ты эти привидения. Что они за нами ходят по пятам?
А дальше продолжала, уже не обращая на министров ни малейшего внимания:
— Я всегда тебя любила! Ты на моих глазах родился, рос. Я являлась тебе в снах. Помнишь? Нет? Ты называл меня Лучистой. Помнишь? Нет? Должно быть, дети видят столько всяких снов, и ты мог видеть и меня или похожую. Нет?.. Не случалось?.. Ты не видел в детстве снов? Вот почему ты видишь их теперь, даже с открытыми глазами, это заметно по лицу!
Король оторопел, разинувшие рты министры поражены были еще сильней.
— Болезнь, которую ты прежде перенес, — пустяк в сравнении с той, что не дает тебе житья сейчас! Хочешь знать, кто я такая, Государь? В дру-гой раз скажу. И, если хочешь, принесу тебе то, что... Ты жаждешь это получить, ты думаешь об этом днем и видишь по ночам во сне. Тебе кажет-
ся, что ты не сможешь дальше жить, если не получишь наконец то, что... О! Может, лучше бы тебе всегда мечтать о нем и никогда не получить.
— Нет! Нет!
— А если, получив, ты пожалеешь? Если ты раскаешься? Тебе придется взять его с собой. А знаешь, что творят твои министры? Они ввели огромные налоги под тем предлогом, что королю нужны большие деньги.
— Прости нас, Государь!
— Мы из лучших побуждений!
— Мы хотели огласить указ: кто принесет Его Величеству то, что... получит столько золота, сколько сам он весит.
— Золото готово? — спросила старуха.
— С вас достанет и половины того, что припасли.
— Попробуем? Его Величество поразвлечется.
— Ну что же, раз Его Величество не против...
Двое крепких слуг притащили на шесте огромные весы и несколько корзин, полных золотых монет. Как? Старуха тяжелее? Не может такого быть!
На весы легла еще одна корзина, и еще... Но чаша, на которой скрючилась старушка, оставалась неподвижной. Лишь монеты зазвенели и задвигались в корзинах, будто их судорожно перемешивали чьи-то руки.
— Вот видишь, Государь? Какой в них прок? Пускай же возвращаются в карманы. Ну, бедняжки, разлетайтесь по местам!
В окно, казалось, устремился пчелиный рой — звеня, сверкая, ударяясь в распахнутые створки.
Министры, которые, воспользовавшись случаем, тайком набрали себе по две горсти, почувствовали, как монеты вылетают из карманов, но не шевельнули пальцем, чтобы не разоблачить себя перед королем.
А когда все золотые монеты улетели, старушка оседлала свою клюку и со словами: «Увидимся через неделю, Государь!» — вылетела следом и исчезла.
Тот день был радостным для всех, кроме министров.
Ощутив в карманах тяжесть, люди совали туда руки:
— О! Монета!
— О! Две монеты! Три!
И не могли взять в толк, как объяснить такое чудо. Прошла неделя, и старушка снова появилась у входа во дворец:
— Я к королю!
И прежде чем успела помешать ей стража, она взлетела, как на крыльях, по парадной лестнице, и вот уже она стучится в покои короля.
— Государь!.. Соня!.. Государь!..
Король нетерпеливо устремился ей навстречу и был разочарован, увидев у нее в руках лишь палку.
— А то, что...
— Ты его не видел? В спальне у тебя, на столике.
Кинулся туда король, но старушка не подпустила его слишком близко.
На широкой темной полосе материи подрагивал, переливаясь тысячью цветов, большой мыльный пузырь.