Кума Муравьиха
вот и вырос дворец.
— Все шутите, кума Муравьиха!
На другой день кума Муравьиха сидела у ворот как ни в чем не бывало и шила.
— Нитка-ниточка...
— Вы так богаты — и утруждаете себя шитьем?
— Кто не работает — не ест.
— Да не о вас это, кума Муравьиха!
— Видимость обманчива, соседушки.
— А что же муженек?
— Уехал, не сегодня завтра утречком вернется.
— А почему вы плачете?
— Под каждой крышей свои мыши.
— Ах! Бедная кума Муравьиха!
Обходясь краюшкой хлеба, кусочком сыра да водицей, она всегда была в хорошем настроении, а сделавшись владелицей дворца и ожидая мужа, проливает слезы? И впрямь, под каждой крышей свои мыши!
На следующий день кума Муравьиха ткала у ворот, будто ничего не изменилось.
— Челночок, летай, летай...
— Живете вы богато, что же руки не жалеете? — Этот холст, соседушки, последний.
— Почему же, кума Муравьиха?
— Займется пламя, разгорится огонь и сожжет мою прялку, веретено и кудель,
— А потом?
— Займется пламя и сожжет простыни и подушки, которые должна я сшить.
— А потом?
— Займется пламя и сожжет фату и платье королевны.
— И вы не плачете, кума Муравьиха?
— Такая моя доля горькая.
— Если можем чем помочь, скажите, кума Муравьиха. Мы хоть и бедны, но сердцем не черствы.
Всю ночь соседки слышали вокруг дворца кумы Муравьихи бурные порывы и завыванье ветра. Ауиии! Ауиии! Казалось, ветер обдувал его со всех сторон, стремясь разрушить или унести. Они не смели выглянуть наружу — поглядеть, что происходит. А то увидели бы, что дворец освещен, все окна — настежь и по комнатам носятся, преследуя одна другую, две тени, будто гонимые неистовым порывом ветра, завывающего:
— Ауиии! Ауиии!
На самом деле это был не ветер, а людоед, который гнался за кумою Муравьихой и никак не мог ее настичь.
К рассвету шум утих.
Людоед удрал в страхе перед солнцем, во дворце вновь сделалось темно, и окна все закрылись.
— Слышали, какой сегодня ночью дул стра- шенный ветер, кума Муравьиха?
— Нет, соседушки, не слыхала ничего.
— Как? Он ваш дворец едва не снес!
— Ничего я не заметила. Я крепко сплю.
— Отчего вы плачете, кума Муравьиха?
— Такая моя доля горькая.
— Вы сегодня не прядете, кума Муравьиха?
— Сгорели моя прялка, веретено и кудель.
— Вы сегодня не шьете, кума Муравьиха?
— Сгорели простыни и подушки, которые должна была я сшить.
— Вы сегодня не ткете, кума Муравьиха?
— Сгорел мой станок, челнок и основа, сгорели и фата, и платье королевны.
А следующей ночью ровно в полночь снова появился людоед:
— Ауиии! Ауиии! Ауиии! Хочешь стать Людо-едшей, да или нет?
— Нет! Нет! Нет!
— Вместо хлеба с сыром или луком ты бы ела нежное мясцо мальчишек и девчонок и пила бы ты не воду, а свеженькую кровь юношей и девушек. Хочешь стать людоедшей, да или нет?
— Нет! Нет! Нет!
— Возьму тебя и проглочу!
Высуни соседки нос, они б увидели, что дворец освещен, все окна — настежь, а по комнатам носятся, преследуя одна другую, две тени, будто гонимые неистовым порывом ветра.
К рассвету шум утих.
— Слышали, кума Муравьиха, какой вой стоял этой ночью?
— Ничего не слышала, я крепко сплю.
— А что вы плачете, кума Муравьиха?
— Такая моя доля горькая!
— После грозы — радуга, после горя — радость. Где радость, тут и горе, где горе, там и радость.
— Может, вы, соседушки, и правы!
— Давайте лучше о приятном: а что же муженек, кума Муравьиха?
— Сперва мне надобно помолодеть.
— Все шутите, несмотря на беды!
— Погодите, увидите.
В общем, ничего нельзя было понять у этой кумы Муравьихи: положит монетки под наседку — вылупляются цыплята, жизнь ведет бедняцкую, а дворец построила больше и красивей, чем у короля, приходят воры, чтобы выкрасть скопленные ею деньги, — она вяжет их и обирает сама, оплакивает свою долю — и тут же шутит. Кто она? Что значат ее слова:
«Отец мой — король, королева — матушка, а я, их дочка, — бедная старушка»?
И почему теперь она сказала: «Сперва мне надобно помолодеть»?
За доброту, за то, что не мешала никому, ее любили, но чего только не отдали бы соседки, чтобы разгадать ее тайну!
А следующей ночью ровно в полночь — ауиии! ауиии! — как ураган примчался людоед.
— Хочешь стать людоедшей? Да или нет?
— Нет!.. Да!.. Нет!..
От ужаса бедняжка сама не понимала, что говорит.
— Да или нет?
— Да, да! Но ты должен дать мне один месяц и один день.
— Месяц, день и час!
— И должен обещать мне, что все это время не прикоснешься к нежному мясцу мальчишек и девчонок, не пригубишь свежей крови юношей и девушек и вообще не прикоснешься к мясу.
— Обещаю.
— Мальчишек и девчонок, юношей и девушек
ты будешь приносить сюда, и... и в день свадьбы мы устроим пир.
— Ах! Славно! Ах, как славно!
Людоед — огромный, безобразный, волосатый, — выражая свою радость, делал всем телом такие странные движения, что кума Муравьиха не могла удержаться от смеха.
Но близился рассвет, и в страхе перед солнцем он поспешил убраться...
— Слышали, кума Муравьиха, какой вой стоял
ночью?
— Ничего не слышала, я крепко сплю.
— А что муженек, кума Муравьиха?
— Сперва мне надобно помолодеть.
— Все шутите, несмотря на беды!
В общем, ничего нельзя было понять у этой кумы Муравьихи. Чего только не отдали б соседки, лишь бы разгадать ее тайну! Стареет — время властно и над ней, — а собирается помолодеть!
И вот в очередную ночь — ауиии! ауиии! — явился людоед с тремя мальчишками, тремя девчонками, юношей и девушкой.
— Откармливай их хорошенько молоком и рисом, через месяц будут — пальчики оближешь.
— Я забыла главное: на свадьбу ты мне должен подарить серебряную прялку и золотое веретено, да золотой игольник, иглу из серебра, да серебряный ткацкий станок и золотой челнок.
— Это я мигом!
И в мгновенье ока — ауиии! ауиии! — он принес все, о чем она просила.
Днем соседки с изумлением увидели, что ку- с ма Муравьиха, как прежде, прядет у ворот '
дворца.
— Чудо что за прялка! Чудо что за веретено!
— Так, соседушки, безделицы! А они опять:
— Игольник — загляденье! Экий чудный челночок!
— Так, соседушки, безделицы!
— У вас в доме гости? Шумят, смеются...
— Кто хочет славного мальчишку или девочку — могу вам подарить.
— Кому нужны лишние рты? Все шутите, кума Муравьиха...
Как! Она детей к тому же дарит? Час от часу не легче! Чего только не отдали б они, чтобы найти разгадку ее тайны!
Наутро кума Муравьиха пряла у ворот и пела:
— Веретено, крутись, скачи...
Собралась вокруг нее детвора, глядят на чудную серебряную прялку, на прекрасное золотое веретено, разинув рты от восхищения.
— Расскажите сказку, кума Муравьиха!
— Будете тихо сидеть — расскажу.
— Тише воды, ниже травы, кума Муравьиха!
— Ну что ж... Жила-была однажды королевна — тщеславная, чванливая, непослушная, ревнивая, злая — бабушкино горе. И ничего-то не желала делать.
— Руки портить неохота!
— Не исправишься — придет людоед и проглотит тебя.
— Пусть приходит, когда вырасту, я стану его женой!
Бабушка была волшебницей — правда, доброй. Зельями и ворожбой она преобразила внучку так, чтобы людоед не смог ее узнать. А людоед, проведав, что болтала ветреница, рад-радехонек
жениться на прекрасной королевне, искал ее повсюду.
— И все?
— На сегодня все.
На следующее утро кума Муравьиха сидела у ворот и шила:
— Нитка-ниточка... —
и снова дети собрались вокруг и, разинув рты от восхищения, глядели на прекрасный золотой наперсток и на иглу из серебра.
— Вы не досказали сказку, кума Муравьиха.
— Тихо будете сидеть — продолжу.
— Тише воды, ниже травы, кума Муравьиха.
— Ну что ж... На чем мы, стало быть, остановились? Ах, да! На том, что людоед, рад-радехонек жениться на прекрасной королевне, искал ее повсюду и не находил. Бабушка решила наказать плохую внучку, сделать так, чтоб та исправилась. Превратив ее в старушку, отправила в далекие края, где никто ее не знал, льстя себя надеждой, что людоед ее там не найдет. И поскольку до конца заслуженного наказания оставались считанные месяцы, бабушка ей приготовила изумительный подарок...
— Какой же, кума Муравьиха?
— Это я скажу вам в следующий раз. Наутро кума Муравьиха сидела в воротах у
чедесного серебряного ткацкого станка с дивным челноком из золота и ткала:
— Челночок, летай, летай... —
само собою, снова в окружении детей, раскрывших рты от восхищения серебряным станочком и золотым челноком.
— А чем кончилась сказка, кума Муравьиха?
— Конца у моей сказки нет. Итак... На чем лее мы остановились? Ах, да! На изумительном подарке бабушки. По нему-то людоед королевну и узнал... И, возможно, ей придется выйти за него замуж...
— Нет! Нет! Пусть не выходит, кума Муравьиха!
— Но сказку изменить нельзя. Дети — в слезы, голосят:
— Нет! Нет! Пусть не выходит за него, кума Муравьиха!
Дети плачут и кричат, а мамы их смеются:
— Пусть будет, как они хотят, кума Муравьиха!
— Сказку изменить нельзя. Но если вы любите меня, охраняйте ночами мой дворец... и как услышите, что приближается... страшный ветер — ауиии! ауиии! — возьмитесь за руки, встаньте цепочкой от утла до угла и держитесь крепко-крепко... Тогда-то дети останутся довольны: людоед не женится на королевне.
С каждым днем кума Муравьиха делалась все более загадочной, все более непостижимой. Чего только не отдали б соседки, лишь бы узнать, кто же она на самом деле. Старшая из них сказала:
— Могу побиться об заклад, что тщеславная, чванливая, непослушная, ревнивая королевна, бабушкино горе, — она сама и есть.
— Да как лее! Как лее! Старушка, что столько лет не покладала рук с утра до вечера, обходилась хлебом с сыром или с луковкой и простой водой! Не молеет быть! Не может быть!
— Посмотрим!
И ночь за ночью они, бедняжки, взявшись за руки, с полуночи и до рассвета стерегли дворец кумы Муравьихи.