Властелин колец (5 глава)

Фарамир присмотрелся к ней.

– Красивая брошь, – сказал он. – Да, той же выделки. Так, значит, путь ваш лежал через Лориэн? Встарь он звался Лаурелиндоренан, и уж давным-давно там не ступала нога человека, – тихо прибавил он, с новым изумлением глядя на Фродо. – Ну что ж, теперь мне понятней многое, что показалось странным. Не поведаешь ли ты мне еще что-нибудь? Ибо горестно думать, что Боромир погиб один вблизи родного края.

– Ничего не могу я поведать тебе в утешение, – сказал Фродо. – А твой рассказ мне кажется зловещим, но не более. Тебя посетило видение, призрак злой судьбы, прошлой, а может быть, и грядущей. Если только это не вражеское наваждение. Я видел прекрасные лики древних воителей в заводях Мертвецких Болот, и это было его лиходейское волшебство.

– Нет, тут он ни при чем, – сказал Фарамир. – Его наваждения отвращают сердце, а мое было полно скорби и сострадания.

– Но как же такое могло случиться наяву? – спросил Фродо. – Пороги Тол-Брандира не минует невредимой никакая лодка, а Боромир собирался домой через Онтаву, степями Ристании. Возможно ли, чтобы полный воды челн проплыл водопадами и не перевернулся?

– Не знаю, – сказал Фарамир. – А лодка откуда?

– Из Лориэна, – сказал Фродо. – У нас их было три: мы прошли по Андуину на веслах до водопадов. Лодка эльфийская.

– Вы побывали в Сокрытой Стране, – сказал Фарамир, – но, кажется, чары ее остались для вас непостижимы. Тем, кто виделся с Чаровницей из Золотого Леса, не след удивляться ничему. Смертным опасно покидать наш подлунный мир: вернутся они уж не теми, что были прежде. Так гласят легенды.

Боромир, о Боромир! – воскликнул он. – Что поведала тебе она, Владычица, неподвластная смерти? Что увидела она, что пробудила в твоем сердце? Зачем пошел ты в Лаурелиндоренан, а не отправился своей дорогой, не примчался свежим утром на ристанийском коне?

Он снова обернулся к Фродо и заговорил спокойно:

– И на все эти вопросы ты, наверно, мог бы дать ответ, о Фродо, сын Дрого. Пусть не здесь и не сейчас. Но чтобы ты не думал, будто меня обморочило наваждение, узнай, что рог Боромира возвратился наяву, но разрубленный надвое топором или мечом. Осколки выбросило порознь: один нашли в камышах дозорные Гондора на севере, ниже впадения Онтавы, другой выловили в андуинском омуте – он подвернулся пловцу. Странные случайности, однако смерти не утаишь, как говорится.

И вот теперь осколки рога, которым владел старший сын, лежат на коленях у Денэтора. Он сидит на своем высоком престоле и ждет страшных вестей. Ты все-таки умолчишь о том, как был разрублен рог?

– Умолчу о том, чего не знаю, – сказал Фродо. – Но коль не ошибся в подсчетах, слышал ты его в тот самый день, когда мы расстались, когда я и мой слуга оставили Отряд. И теперь твой рассказ наполняет меня ужасом. Если Боромир попал в беду и был убит, то боюсь, что все остальные мои спутники тоже погибли – и сородичи, и друзья.

Быть может, ты перестанешь сомневаться во мне и отпустишь нас? Я устал, меня грызет скорбь и мучает страх. Но мне нужно нечто совершить или хоть попытаться, пока меня не убьют. Если из всех нас остались в живых лишь два невысоклика, так тем более надо спешить.

Возвращайся же, о Фарамир, доблестный военачальник Гондора, в свою столицу и защищай ее до последней капли крови, а мне позволь идти навстречу судьбе!

– Не много мне утешения в твоих речах, – сказал Фарамир, – однако же ты напрасно поддаешься страху. Если не эльфы из Лориэна, то кто, по-твоему, снарядил Боромира в последний путь? Не орки же, не прислужники Врага, да не будет он назван. Наверняка жив еще кто-нибудь из вашего Отряда.

Но, что бы ни случилось близ нашей северной границы, ты, Фродо, очистился от подозрений. Раз я берусь в наши смутные дни судить о людях по их лицам и речам, то и с невысокликами, может статься, не ошибусь! Хотя, – и он наконец улыбнулся, – есть в тебе что-то странное, Фродо, – не эльфийское ли? И разговор наш куда важней, чем мне показалось сначала. Мне надлежит отвести тебя в Минас-Тирит к престолу Денэтора. По справедливости я буду достоин казни, если поступлю во вред своему народу. Так что нельзя торопиться с решением, а сейчас – в путь без проволочек.

Он вскочил на ноги и быстро распорядился. Воины его мигом разбились на мелкие отряды и поисчезали между деревьями и в тени скал. Вскоре остались только Маблунг и Дамрод.

– Вы, Фродо и Сэммиум, пойдете со мной и моими дружинниками, – сказал Фарамир. – Все равно дорога на юг для вас пока закрыта. Несколько дней она вся будет запружена войсками, и после нынешней засады наблюдение усилят вдесятеро. Да вы сегодня недалеко и ушли бы: вы еле на ногах держитесь. Мы тоже устали. У нас есть тут тайное прибежище, миль за десять отсюда. Орки и вражеские соглядатаи его еще пока не разведали, а если и разведают, голыми руками не возьмут: целого войска будет мало. Там мы отдохнем, и вы тоже. А наутро я решу, что делать дальше и как быть с вами.

Фродо оставалось лишь принять это настоятельное приглашение. Ведь и правда, идти через Итилию сразу после вылазки гондорцев стало гораздо опаснее прежнего.

Они тут же тронулись в путь: впереди – Маблунг и Дамрод, за ними Фарамир с хоббитами. Мимо пруда, где они купались, вброд через ручей, потом на высокий холм, а оттуда все вниз и вниз, на запад – пологим тенистым лесным склоном. Фарамир примерился к хоббитской трусце, и вполголоса шла беседа.

– Мы прервались, – сказал Фарамир, – не только потому, что время не терпит, как напомнил мне господин Сэммиум, но и чтобы не было лишних ушей, ибо кое-что надо обсудить втайне. Я недаром перевел разговор на судьбу брата, пренебрегши Проклятием Исилдура. Ты о многом умолчал, Фродо.

– Я не солгал ни словом, хоть сказал и не всю правду, – отозвался Фродо.

– Я не корю тебя, – сказал Фарамир. – Ты с честью вышел из трудного испытания, и в уме тебе не откажешь. Однако я вижу и то, что стоит за твоими речами. С Боромиром дружен ты не был, и расстались вы худо. Он, видно, нанес обиду – и тебе, и господину Сэммиуму. Я очень любил Боромира и отомщу за его смерть, но я хорошо его знал. Должно быть, это случилось из-за Проклятия Исилдура – ведь из-за него распался ваш Отряд? Мне ясно, что это могущественный талисман, из тех, какие порождают распри между соратниками, если верить старинным былям. Верно ли я угадал?

– Верно, да не совсем, – сказал Фродо. – Распри не было в нашем Отряде, было сомнение – куда направиться от Привражья. А старинные были, коли на то пошло, учат нас не ронять лишних слов, когда дело идет о... талисманах.

– Увы, значит, как я сразу подумал, ссора вышла с одним Боромиром. Он хотел доставить талисман в Минас-Тирит. Как печально сложилась судьба: тебе, который видел его последним, зарок смыкает уста, и ты не можешь рассказать мне о главном, о том, что было у него на сердце перед смертью. Заблуждался он или нет, не знаю, но уверен в одном: умер он достойно и превозмог себя. Лицо его было еще прекрасней, нежели при жизни.

Прости меня, Фродо, что я поначалу выпытывал у тебя лишнее о Проклятии Исилдура. Не ко времени это было и не к месту, но я не успел рассудить. Бой был тяжелый, и меня ожидали иные заботы. Но как только я вдумался, о чем у нас зашла речь, я тут же отвел ее в сторону. Ибо мы, правители града, причастны древней мудрости, закрытой от иных. Мы происходим не от Элендила, но в жилах у нас тоже течет нуменорская кровь. Мы из колена Мардила, которого оставил наместником, отправляясь на войну, великий князь Эарнур, последний в роду Анариона. Детей у государя не было, и с войны он не вернулся. С тех пор и правят у нас наместники, вот уже многие века.

Я помню, как Боромир еще мальчиком, когда мы вместе читали сказанья о наших предках и летописи Гондора, все время сердился, что наш отец – не князь. «Сколько же надо сотен лет, чтобы наместник стал князем, коли князь не возвращается?» – спрашивал он. «В иных краях хватало и десятка лет, – отвечал ему отец. – А в Гондоре недостанет и десяти тысяч». Увы, бедняга Боромир! Это тебе что-нибудь о нем говорит?

– Говорит, – сказал Фродо. – Однако же к Арагорну он всегда относился с почтением.

– Еще бы, – сказал Фарамир. – Если он признал его право на великокняжеский престол, значит, признал себя его подданным. Но до самых трудных испытаний дело не дошло. Кто знает, что было бы в Минас-Тирите, где война превратила бы их в соперников.

Но я отвлекся. Род Денэтора, сказал я, издревле сопричастен премудрости дней былых; в наших сокровищницах хранятся старинные книги и многоязычные письмена на ветхом пергаменте, на камне, на золотых и серебряных пластинах. Многое и прочесть у нас никто не сумеет, многое пылится под спудом. Я трудился над ними: мне ведомы начала знаний. Ради этих сокровищ наведывался к нам Серый Странник; еще ребенком я впервые увидел его, и дважды или трижды с тех пор.

– Серый Странник? – переспросил Фродо. – А как его имя?

– Мы его называли по-эльфийски, Митрандиром, – сказал Фарамир, – и ему это, кажется, было по нраву. «По-разному зовут меня в разных краях, – говорил он. – У эльфов я Митрандир, у гномов – Таркун, когда-то, на западе, о котором и молва стерлась, я звался Олорином, на юге я – Инканус, на севере – Гэндальф, на востоке я не бываю».

– Гэндальф! – воскликнул Фродо. – Так я и подумал. Гэндальф Серый, наш друг и советчик. Предводитель нашего Отряда. Он сгинул в Мории.

– Митрандир сгинул! – сказал Фарамир. – Злая, однако же, выпала вам доля. Даже не верится, что такой великий мудрец – наш верный помощник в невзгодах – мог погибнуть и мир лишился его несравненных познаний.