Сказочники


Властелин колец (11 глава)


«Не выйдет, я его разбужу, – мелькнуло у него в голове, – надо сперва успокоиться. Так что уж ладно, посмотрю хоть, чтобы не зря. Только не здесь!» Он прокрался к зеленому холмику неподалеку от своего травяного ложа. Луна вдруг выглянула из-за края лощины.

Пин сел, сдвинул колени, пристроил на них шар и низко склонился к нему – точь-в-точь голодный мальчишка, стащивший миску с едой, – наконец отвел плащ и посмотрел. Тишина сомкнулась и зазвенела у него в ушах. Сначала шар был темный, янтарно-черный, сверкающий в лунных лучах, потом медленно засветился изнутри, впиваясь в его глаза, неотвратимо притягивая их. Шар вспыхнул и закрутился, нет, это в нем закрутился огненно-багровый вихрь – и вдруг погас. Хоббит ахнул, застонал и попробовал оторваться от шара, но только скрючился, сжимая его обеими руками. Он приникал к нему все ближе и ближе, потом оцепенел, губы его беззвучно шевелились. С придушенным криком он опрокинулся навзничь.

Крик был ужасающий. Часовые спрыгнули в лощину. Весь лагерь мгновенно пробудился.

– Ах ты, воришка несчастный! – сказал Гэндальф, поспешно набросив плащ на хрустальный шар. – Ну, Пин, вот уж не было печали! – Он опустился на колени подле простертого, застывшего хоббита, чьи раскрытые глаза неподвижно глядели в небо. – Что же он успел натворить и чего нам теперь ждать?

Лицо мага резко осунулось.

Он взял Пина за руку и прислушался к его дыханию, потом возложил ладони ему на лоб. Дрожь пробежала по телу хоббита, и веки его сомкнулись. Он вскрикнул, сел и уставился на склоненные к нему в лунном свете бледные лица.

– Не для тебя эта игрушка, Саруман! – пронзительно и монотонно прокричал он. – Я тотчас же за нею пришлю. Понятно? Так и передай!

Он вскочил и бросился бежать, но Гэндальф перехватил и удержал его – бережно и крепко.

– Перегрин Крол! – молвил он. – Вернись! Хоббит успокоение прижался к надежной и твердой руке.

– Гэндальф, это ты! – воскликнул он. – Прости меня, Гэндальф!

– Простить? – нахмурился маг. – Сперва скажи, за что?

– Я ук... унес шар и заглянул в него, – запинаясь, проговорил Пин. – И я увидел очень страшное, а уйти было нельзя. Он явился, и допрашивал меня, и стал на меня глядеть, и... и я больше ничего не помню.

– Нет, так не пойдет, – строго сказал Гэндальф. – Что ты увидел, о чем он допрашивал, что ты ему сказал?

Пин закрыл глаза и мелко задрожал, но не произнес ни слова. Все молча смотрели на него, кроме Мерри – тот отвернулся. Лицо Гэндальфа было по-прежнему сурово.

– Отвечай! – велел он.

Пин начал снова – глухим, непослушным голосом, но речь его с каждым словом становилась все отчетливее.

– Я увидел темное небо и высокую зубчатую башню, – сказал он. – И крохотные звезды. Казалось, видится то, что было давным-давно и далеко-далеко, но видится ясно и четко. Звезды меркли, мерцали: их точно гасили какие-то крылатые чудища – казалось, огромные летучие мыши вьются над башней. Я их насчитал девять. Одна полетела прямо на меня, разрастаясь и разрастаясь. У нее было жуткое... нет, нет! Нельзя об этом говорить.

Я хотел отдернуться – вдруг она оттуда вылетит, но она заслонила весь шар и исчезла, а появился он. Слов он не говорил, только глядел, и мне было все внятно.

«Ты возвратился? Почему так долго отмалчивался?»

Я не ответил. Он спросил: «Кто ты?», а я все молчал, терпел дикую боль и, когда стало совсем уж невмоготу, сказал: «Хоббит».

А он будто вдруг увидел меня – и его хохот мучил, как медленная пытка. Я противился из последних сил. Он сказал: «Погоди немного. Скоро снова свидимся. Пока скажи Саруману, что эта игрушка не для него. Я тотчас же за нею пришлю. Понял? Так и передай».

И снова злорадно захохотал, как клещами жилы вытягивал, страшнее всякой смерти... нет, нет! Об этом нельзя говорить. Больше я ничего не помню.

– Посмотри мне в глаза! – сказал Гэндальф.

Пин встретил его взгляд, не сморгнув. Длилось нестерпимое молчание. Потом лицо мага потеплело, и по нему скользнула тень улыбки. Он погладил Пина по голове.

– Ладно! – сказал он. – Будет! Ты уцелел. Глаза твои, вижу, не лгут. Ну, он недолго с тобой говорил. Олухом ты был и остался, но ты честный олух, Перегрин Крол. Будь на твоем месте кто поумнее, он бы, может, вел себя хуже. Но запомни вот что! Тебя и твоих друзей уберег, что называется, счастливый случай, но другой раз не убережет. Допроси он тебя толком, ты бы не вынес пытки и рассказал ему все, что знаешь, к нашей общей погибели. Но он поторопился. Одних сведений ему показалось мало, он решил немедля заполучить тебя и не спеша замучить в темнице Черной Башни. Нет уж, ты не дергайся! Суешь нос в дела мудрецов, так и хвост не поджимай! Ладно уж, я тебя прощаю. Все не так худо обернулось, как могло бы.

Он бережно отнес Пина на папоротниковое ложе. Мерри сел возле друга.

– Лежи смирно и попробуй уснуть, Пин! – сказал Гэндальф. – А впредь больше доверяй мне! Зазудит опять – скажи, есть от этого средства. И уж, во всяком случае, не вздумай опять подкладывать мне камни под локоть! Побудьте вдвоем, это вам полезно.

Маг вернулся к остальным; они в угрюмом раздумье стояли над ортханкским камнем.

– Беда явилась за полночь и застала нас врасплох, – сказал он. – Спаслись мы чудом!

– А что хоббит, что Пин? – спросил Арагорн.

– Думаю, с ним все обойдется, – отвечал Гэндальф. – Пытали его недолго, а хоббиты – на диво стойкий народ. Память о пережитом ужасе, и та у него быстро выветрится. Пожалуй, даже чересчур быстро. Не возьмешь ли ты, Арагорн, на сохранение этот камушек? Хранить его, конечно, опасно, но...

– Кому как, – сказал Арагорн. – У него есть законный владелец. Этот камушек – палантир Ортханка из сокровищницы Элендила, и установили его здесь гондорские князья. Роковые сроки близятся. И мой палантир может мне пригодиться.

Гэндальф взглянул на Арагорна и затем, к общему изумлению, с глубоким поклоном протянул ему завернутый камень.

– Прими его, государь! – сказал он. – И да послужит он залогом грядущих дней! Но позволь все же посоветовать тебе: до поры не гляди в него! Остерегись!

– Был ли я тороплив и тщеславен хоть раз за долгие годы испытаний? – спросил Арагорн.

– Ни разу. Не оступись под конец пути, – отвечал Гэндальф. – По крайней мере храни его в тайне. И вы все, свидетели ночного происшествия, пуще всего берегитесь ненароком выдать хоббиту Перегрину, где хранится камень! Он его будет по-прежнему притягивать, ибо, увы, он держал его в руках еще в Изенгарде – это я недоглядел. Но я был занят Саруманом и не догадался, что это за Камень. Потом я был близок к разгадке, но меня сморила усталость и одолел сон. Лишь сейчас все открылось!

– Да, и вне всяких сомнений, – сказал Арагорн. – Теперь воочию видна связь между Изенгардом и Мордором – объяснилось многое.

– Диковинно могущество наших врагов, и диковинна их немощь! – сказал Теоден. – Издавна говорят: нередко зло пожрется злом.

– Чаще всего так оно и бывает, – подтвердил Гэндальф. – Но в этот раз нам неимоверно повезло. Проступок хоббита, кажется, спас меня от чудовищного промаха. Я думал было сам изучить этот Камень, проверить его на себе. Сделай я это – и пришлось бы состязаться в чародействе с величайшим колдуном, а я не готов к такому испытанию, оно, может статься, и вообще не для меня. Но если б я и не подпал под его власть, узнан все равно был бы, а это пагубно для нас – пока не настанет время выступить в открытую.

– По мне, так оно настало, – сказал Арагорн.

– Еще нет, – возразил Гэндальф. – Покамест враг в заблуждении, и это нам на руку. Прислужник Саурона думает, будто Камень в Ортханке; с какой стати нет? Значит, там же заключен и хоббит. Саруман для пущей муки принуждает его глядеть в чародейное зеркало. Ему запомнились голос и лицо хоббита, он ждет свою безвольную жертву – и ошибка его обнаружится еще не сейчас. Но мы-то что ж упускаем время попусту? Мы были слишком беспечны. Скорее в путь! Нечего медлить неподалеку от Изенгарда. Я поеду вперед и возьму с собой Перегрина Крола: нынче спать ему не придется.

– При мне останутся Эомер и десять дружинников, – сказал конунг. – Прочие пусть едут с Арагорном и мчатся во весь опор.

– Можно и так, – сказал Гэндальф. – Вместе или порознь – спешите в горы, к Хельмову ущелью!

В этот миг их накрыла огромная тень, яркая луна вдруг погасла. Дружинники с криком припали к земле, закрывая головы руками, словно защищаясь от удара сверху: их обуял слепой ужас и пронизал цепенящий холод. Еле-еле отважились они поднять глаза – и увидели огромную крылатую тварь, черным облаком затмившую луну. Она описала круг и вихрем умчалась на север; звезды тускнели на ее пути.

Ристанийцы поднялись на ноги, но двинуться с места не было сил. Гэндальф провожал чудище глазами, опустив крепко сжатые кулаки.

– Назгул! – крикнул он. – Посланец Мордора! Буревестник Саурона! Назгулы пересекли Великую Реку! Скачите, скачите, не ждите рассвета! И не дожидайтесь отстающих! Скачите!

Он кинулся прочь, кликнув на бегу Светозара. Арагорн быстро помог ему собраться. Гэндальф подхватил Пина на руки.

– На этот раз поедешь со мной, – сказал он. – Светозару лишняя ноша нипочем.

Серебряный скакун уже поджидал его. Гэндальф закинул за плечи свой легкий мешок, вскочил на коня и принял из рук Арагорна укутанного в одеяло и плащ Пина.

– Прощайте. Не мешкайте! – крикнул он. – Вперед, Светозар!

Красавец конь гордо тряхнул головой, его пышный хвост переливчато заблистал в лунном свете.