Волшебный хвост

У одного крестьянина было пятеро сыновей. Когда родился первый, он весело сказал:

— Назовем-ка его Хлебом, авось к добру! Когда второй на свет явился, крестьянин чуточку подумал, а потом смиренно произнес:

— Назовем его Винцом, авось к лучшему!

Минул год, и народился третий. Поглядел крестьянин на него — малыш был белокурый — и сказал:

— Этот появился уже с именем, он будет Маслом.

Четвертый уродился рыжий-рыжий, и отец, не долго думая, сказал:

— И этот уже с именем: пускай зовется Уксусом.

Когда свет увидел пятый сын, крестьянин воскликнул, усмехаясь:

— Не хватало только Чесночка! Так малыша и назвали.

И когда спустя немного лет умерла жена крестьянина, вдовец, бедняга, не замечая, как смешно это звучит, в горе восклицал:

— Как же будут жить теперь без мамы Хлеб, Винцо, Масло, Уксус и Чесночок?

О чем только не передумал он в первые дни, приводя в порядок свой домишко, одевая, моя и причесывая сыновей, из которых старшему едва исполнилось двенадцать, готовя им обед и тратя сбережения жены! Но когда они иссякли — что было ему делать? Не мог же он оставить сыновей одних и отправиться на заработки!

Наконец кормить ему их стало нечем. И однажды утром, взяв младших за руки, а остальных пустив вперед, он привел детей на вершину горы.

Те стали хныкать:

— Папа, есть охота! Папа, кушать!

В отчаянии, сам не ведая, что творит, крестьянин подобрал пять черных круглых камней и раздал детям:

— Хлеб, держи! Держи, Винцо! Масло, получай! Бери, Уксус! А это тебе, Чесночок!

И с изумлением увидел, что дети откусывают эти камни, жуют и с удовольствием глотают.

Тогда он наклонился, подобрал еще один и попробовал сам. Разжевал кусочек — вкус был странный, сладко-терпкий. Он уплел его до последней крошки.

Сыновья, устав с дороги и насытившись, тем временем уже растянулись на земле, подложив под голову руку, и сразу заснули.

Отец привел сюда детей, чтобы бросить их на произвол судьбы, поскольку нечем было их кормить, теперь же он решил запастись чудесными камнями, отнести домой и потом по мере надобности приходить сюда и пополнять запасы.

За неимением мешка он стянул с себя рубашку, завязал бечевкой рукава и ворот и начал наполнять ее камнями, выбирая те, что побольше.

Он уж собирался завязать ее наподобие меш- ка, как вдруг перед ним возник старик с белой бородой до колен и грозно вопросил:

— Кто тебе позволил?.. Здесь хозяин я! Высы- пай обратно и надевай рубашку!

— Сжальтесь хоть над этими детьми!

— Сжалиться? Да ведь они мертвы, окаменели! Ты разве не заметил?

Несчастный рвал на себе волосы, плакал, стоя на коленях перед сыновьями, тщился разбудить

их в надежде, что старик его просто напугал. И в горе выкликал их имена:

— Ах ты, Хлеб мой! Ах, мое Винцо! Ах ты, мое Масло! Ах ты, Уксус! Ах, мой Чесночок!

Старик расхохотался. Он взял за руки крестьянина и, крепко сжав их, повторял:

— Ну, спасибо! Вот спасибо! Полсотни лет я не смеялся, ну и потеха! Благодарю! Благодарю!

Он покатывался со смеху, хватаясь за бока, и в глазах его была такая радость, что он весь преобразился.

Крестьянин растерялся, а потом опять стал причитать:

— Ах ты, Хлеб мой! Ах, мое Винцо!

И тот, чье имя он называл, откликался, поднимая голову:

— Я здесь!

Старик сквозь смех сказал:

— Еще раз благодарствую! Ну вот, я всех тебе и воскресил!

Но у крестьянина, как он ни рад был видеть вокруг себя своих детей живыми и веселыми, сжалось сердце.

— А как же мне их прокормить?

— Об этом позабочусь я, — сказал старик. — Ты и не представляешь, до чего я тебе благодарен... Вообрази: полсотни лет — без единого смешка! Так мне отомстил один волшебник, враг мой. Дай-ка, дай я посмеюсь еще!

Захохотал Винцо, следом — Хлеб, потом другие, не зная сами почему; засмеялся и крестьянин — тоже не ведая причины. И все подобно старику подпрыгивали, притопывали, и казалось, никогда не успокоятся.

Старик сказал:

— Жди здесь, сейчас вернусь. И исчез.

Отец и сыновья с удивлением переглянулись. Больше всех был изумлен крестьянин, сообразивший, с кем имеет дело.

Оглянуться не успели, а старик уж тут как тут. В руках красивый черный конский хвост, который шевелился как живой. Он то изгибался, то хлестал направо и налево, будто отгоняя докучных мух, то, повиснув, медленно покачивался, но управляла им не стариковская рука.

— Вот мой подарок. Потребуется хлеб — тебе достаточно приложить его к пояснице твоего сына Хлеба. Он придет в пекарню и скажет: «Длинная Седая Борода желает десять, двадцать, тридцать булок!» И они дадут без лишних слов... Вино понадобится — хвост приложишь к пояснице сына, которого зовут Винцом. Он явится к виноторговцам: «Длинная Седая Борода желает два, три, четыре бочонка вина!» Те дадут, не пикнув... И так далее.

— А деньги?

— Их тебе придется зарабатывать. Для пропитания у вас с детьми будет все необходимое: хлеб, вино, масло, уксус, чеснок. Что до остального, ты снова примешься мотыжить, сеять, полоть, косить; и сыновьям твоим придется обучиться ремеслу. Когда хвост уже не станет приставать ни 1с чьей спине, это будет означать, что он утратил силу, и помни, будете повинны в этом вы. Ха! Ха! Ха!.. Хлеб и Винцо!..

Старик опять расхохотался, повторяя имена детей крестьянина. И крестьянин с сыновьями, передавая из рук в руки красивый конский хвост, который извивался как живой, тоже принялись смеяться, прыгать, топотать ногами.

Старик тем временем делался все более бесплотным, постепенно растворялся в воздухе,

превращаясь в облачко белесого тумана, и наконец совсем исчез.

Крестьянин снова взял за ручки малышей, а остальных пустил вперед. Хлеб возглавил шествие, держа, точно флаг, конский хвост, который извивался, хлестал направо и налево, повиснув, покачивался, изгибался вновь дугой, а четыре брата напевали марш и ритмично хлопали в ладоши.

Крестьянин захотел немедля испытать возможности хвоста: он опасался, что волшебник подшутил над ним. Позвал он сына:

— Хлеб! Иди сюда... повернись ко мне спиной, — и приложил ему к пояснице хвост.

Тот задвигался, как будто бы и впрямь принадлежал мальчишке.

— Пойди в соседнюю пекарню... Скажешь — так и так... Двадцать булок прямо из печи.

Хлеб пошел по улице, бахвалясь своим странным украшением. Дети, женщины и мужчины шли следом, дивясь и потешаясь.

— Хлеб! А, Хлеб!.. Да ты никак лошадкой стал? Кто-то бросился к нему, схватил хвост двумя

руками и что есть силы стал тянуть, но получил неведомо от кого такой пинок, что растянулся во весь рост и покатился по земле. Хлеб зашел в пекарню и сказал:

— Длинная Седая Борода желает двадцать булок прямо из печи.

Пекарь, как будто даже испугавшись, поспешно вручил их пареньку. И Хлеб отправился домой в сопровождении толпы народа, пристававшего к нему с расспросами:

— Хлеб! А, Хлеб! Да ты никак лошадкой стал? Хлеб высунулся из дверей, насмешливо показывая спину. Хвоста как не бывало!

Настала очередь второго брата.

— Винцо! Иди сюда!.. Поворотись!

Хвост, прилаженный отцом, задвигался, как будто и впрямь принадлежал мальчишке.

— Дойдешь до ближней винной лавки. Скажешь — так и так. Бочонок лучшего вина.

Винцо пошел по улице, столь же гордый своим странным украшением. Дети, женщины и мужчины — следом, дивясь и потешаясь:

— Винцо! Винцо!.. Ты что, теперь лошадка? — Но схватить его за хвост и дернуть не осмелился никто.

Мальчуган зашел к виноторговцу:

— Длинная Седая Борода желает лучшего вина. Торговец, немного оробев, поспешил отправить рассыльного, чтобы тот отнес бочонок на дом.

Следом, веселясь, народ:

— Винцо! Винцо! Ты что, теперь лошадка? Мальчишка высунулся из дверей, насмешливо

показывая спину. Хвост исчез!

Однако истинное представление началось позднее, когда народ увидел шагавшего по улицам карапуза Чесночка, который от тяжести хвоста едва держался на ногах. Все кричали ему вслед:

— Браво, Чесночок!.. Видать, и ты заделался лошадкой?

Малыш остановился у лавки гастронома:

— Дьинная Седая Болода зелает: ковбасы всех видов, сылу, малинованных гьибов... на десять те-ловек!

Гастроном не без опаски поспешил нарезать колбасы всех сортов, большие куски сыра, положить грибов и маринаду и вручил все это малышу.

Идет за ним народ и потешается:

— Браво, Чесночок! Видать, и ты заделался лошадкой?

Тот высунулся из дверей, насмешливо показывая спину. Хвост исчез.

На таких харчах мальчики росли здоровыми и крепкими. Хлеб стал уже красивым пареньком, но ленивым, нерадивым. В тягость ему стало да-

же ходить с привешенным хвостом за хлебом. С такой же неохотой это делал теперь и Винцо, а уж Масло и вовсе заважничал: еще бы, его ведь называли «светленький красавчик»!

Отправляясь утром на работу, отец их всякий раз просил:

— Надо, дети, вам учиться ремеслу! Рано или поздно сытой жизни по милости хвоста придет конец!

Хлеб слушал равнодушно, Винцо и Масло с усмешкой пожимали плечами, и все трое целый день гоняли лодыря, дожидаясь возвращения отца с поля, ведь он один мог хвост привесить, а после снять его, и нередко лавки бесплатных поставщиков к тому времени бывали уже закрыты.

Только Уксусу и Чесночку нравилось разгуливать с красивым хвостом за спиной, и людям не наскучило ходить за ними, веселясь и донимая их вопросами:

— Уксус!.. Чесночок!.. Теперь и ты — лошадка? Они кичились тем, что увлекают за собою

множество людей и затем насмешливо поворачиваются к ним спиной, где уже нет хвоста.

Не проходило дня, чтобы отец не повторил — в особенности для трех старших сыновей:

— Надо, дети, вам учиться ремеслу! Рано или поздно сытой жизни по милости хвоста придет конец.