Сказки для людей (5 глава)

Утро было чудесное. Только Филу сразу захотелось пить и есть. Он склюнул несколько росинок с листьев и травы и начал поклевывать зернышки, хотя они были зеленые и не такие вкусные, как те, которые давали Фипу раньше, но он был и тому рад и клевал их с большим увлечением.

Но вдруг он бросил свое увлекательное занятие и насторожился. Да, сомнений не было - кто-то громко-громко пел:

- В реке-кекс! В реке-реке-кекс!

Хотя Фип и не знал, что такое "кекс", ни даже что такое река, он так и кинулся на звук этой песни. Вполне естественно: во-первых, ему очень понравилась песня, а во-вторых (и это главное), это была песня и, значит, где-то рядом была и птица.

И действительно, на берегу большой лужи (или маленького прудика) сидел кто-то необыкновенно красивый: зеленый, блестящий, с большими блестящими глазами, и пел. Чудесно пел:

- В реке-кекс!

Фип так заслушался, что забыл обо всем на свете.

- Вы, конечно, птичка? - спросил он, когда певица наконец замолчала.

- Квак? - спросила певица. - Почему ты так решил?

- Мне сказали, что птички поют, а вы так замечательно поете!

- Квак, квак я пою? - переспросила зеленая певица.

- Замечательно, чудесно! - восхищался Фип. - В жизни не слыхал такого дивного пения!

Я думаю, не надо объяснять, что Фип говорил чистую правду: он ведь действительно в жизни не слыхал пения.

- Ты, видать, умный головастик, - сказала зеленая певица. - Пою я действительно чудесно, замечательно! Это ты все правильно говоришь. Но только я не птица. Вот еще! Я - Лягушка!

Бедный Фип не мог скрыть своего разочарования.

- А я думал... а мне говорили - только птицы поют... - жалобным голоском протянул он.

- Хе-хе-хе! Кто это тебе говорил?

- Летучая Мышь, - сказал Фип.

- Летучая Мышь? Хе-хе-хе! - засмеялась Лягушка. - Ну, у нее, известно, все вверх тормашками, она ведь вниз головой спит! Придумала тоже! Только птицы поют! Мы, лягушки, лучше всяких птиц поем, сам слышал! А почему?

Тут Лягушка сделала такую большую паузу, что Фипу волей-неволей пришлось спросить:

- Да, почему?

- Да потому, что мы первые на свете запели.

Лягушка снова сделала паузу, и Фипу опять пришлось спросить:

- Ну да?

- Да! Ведь было время, никто петь не умел, потому что все в воде жили, а там не очень-то распоешься. А вот мы, лягушки, сумели! И запели!

Лягушка снова замолчала, очевидно ожидая, чтобы Фип опять выразил свой восторг. Но Фип неправильно ее понял.

- А как же мне тогда... - начал было он, но она его перебила:

- Да, мы первые запели, а там уж и другие... и птицы эти хваленые, а уж теперь все, кому не лень, поют...

Фип снова попытался о чем-то спросить Лягушку, но она не обращала на него внимания.

- Все поют, - продолжала она с жаром, - кто может и кто не может. У птиц хоть голос есть какой-никакой, а многие - хе-хе-хе - совсем без голоса поют! До того техника дошла - не поверишь: ногами поют, ногами слушают. Можешь себе представить?

- Не могу, - честно признался Фип.

- Да вон, гляди, вон он, видишь там, зелененький, коленками назад.

Фип посмотрел туда, куда показывала Лягушка, и увидел большого зеленого Кузнечика. Кузнечик сильно чиркнул ножкой по крылу, еще, еще - и полилась всем знакомая песенка.

- Видишь, вот он самый и есть, - с удовлетворением сказала Лягушка, - жаль, далековато сидит, а то мы бы его получше рассмотрели.

И тут Фип вдруг заплакал.

- Ой-ой-ой, что же мне делать? Все летают, все поют, - всхлипывал он, - как же мне птиц узнать?

Лягушка заметила, что бедный цыпленок совсем расстроился, и ей стало его жалко.

- Как птиц узнать? Это я тебя, головастик, научу, - сказала она добродушно. - Кто поет - хорошо, кто летает - тоже хорошо, но это еще полдела. А главное дело - кто гнездо строит, тот и птица. Понял?

- Ничего я не понял, - ответил Фип. - Какие еще гнезда? Где они бывают?

- Опять я тебя, головастик, научу, - продолжала Лягушка. - Гнезда всякие бывают. И всюду они бывают: на земле, на кустах, на деревьях... Ищи только лучше. Да вон оно! Вон оно, гнездо! Во-о-о-н там, в тростнике, видишь?

- Большое спасибо, тетя, - крикнул Фип и бегом устремился к тростникам, туда, где на высокой, стройной тростинке покачивалось гнездышко, очень хорошенькое гнездышко, сплетенное из сухих травинок.

- Птица, птица, выходи! - крикнул Фип еще на бегу. На этот раз он был уже совершенно уверен, что нашел своих.

И на его призыв действительно из гнездышка выглянула чья-то очаровательная мордочка, за ней - вторая, третья. Просто удивительно было, как они все там помещались.

- Вы - птицы? - спросил Фип упавшим голосом. Почему-то его уверенность начала пропадать.

- Хи-хи! - ответили из гнезда. - Он думает, мы птицы. Хи-хи! Хи-хи! Какие ж мы птицы? Ты разве не видишь, мышата мы!

- Мышата... - растерянно протянул Фип. - А зачем же вы в гнезде сидите?

- Как зачем? Это наше гнездышко!

- А мне говорили: птички гнезда вьют.

- Птички несут яички, - сообщили ему наперебой все три мышонка.

- Несут яички? А куда? - грустно спросил Фип. И тут раздался такой взрыв хохота, что он, повесив голову, зашагал прочь.

- Эй, малыш, погоди! - крикнул кто-то ему вслед.

Фип неохотно обернулся. Из гнезда выглядывала мордочка побольше. Это была мама мышат, Мышь-Малютка.

- Ты ищешь птичек? - спросила она. - Так вот: птички правда живут в гнездышке и правда несут яички, такие белые, кругловатые, а бывают и раскрашенные!

- Спасибо, - сказал Фип. - Белые, кругловатые, - повторил он. И вдруг перед его глазами всплыла знакомая картина: белые, кругловатые... Время от времени они лопались, и на волю выходил брат или сестренка Фипа.

- Вспомнил! - запищал Фип, очень взволнованный. - Так и есть, и я был в яичке, значит, я правда птица!

От радости он начал клевать все, что попало, и сам не заметил, как забрался на какую-то покрытую сухими иголками и колючими ветками кочку. На ее верхушке лежали белые кругловатые предметы, очень похожие на те, о которых Фип только что вспоминал, только маленькие, и он стал клевать их тоже.

- Эй, ты! Ты что делаешь? - послышался такой тонюсенький голосок, что Фипов писк мог по сравнению с ним показаться басом. - Это наши яички! Мы их несем сушить, а ты клюешь!

- Вы несете яички? - спросил ошеломленный Фип, разыскивая глазами, кто это говорит. - Да где же вы? Значит, вы птички? Где же вы?

- Вот мы где, - отвечал тоненький голосок, и тут Фип наконец увидел своего собеседника. Это был рыжий Муравей.

- Так это вы птички? - с сомнением сказал Фип. - Птички несут яички, - машинально повторил он заученную фразу.

- Да что ты, дяденька, - с искренним недоумением ответил Муравей. - При чем тут птички? Что у них там за яички? Ну, одно-два яичка снесет или там пяток, и все. А у нас, у муравьев, - ого-го! У нас, брат, царица за день столько яичек отложит - и счету нет! Мильон! А то даже тыщу!

Так как Фип совершенно не умел считать, на него это муравьиное хвастовство не произвело впечатления. Он понял только одно: он опять не нашел птичек. Окончательно разочарованный, он поплелся прочь.

- Что же это получается? - убивался Фип, присев отдохнуть под высоким-высоким, до самого неба, деревом. - Летают - и не птички... Поют - и не птички... Гнезда вьют - и не птички... Яички несут - и то не птички! - разрыдался бедный цыпленок. - Все - не птички! А кто же тогда птички? - сказал он, ни к кому не обращаясь.

И в ответ он неожиданно услышал чей-то глубокий, добрый-предобрый голос:

- Птицу узнаешь по перу. - И с вершины дерева, под которым сидел Фип, плавно, медленно слетело вниз птичье перышко - красивое, легкое, блестящее. Плавными, широкими кругами опускалось оно все ниже и ниже, и, когда оно заканчивало круг, вновь зазвучал добрый, глубокий голос: это говорило Дерево.

- Есть птицы, которые не поют... Есть птицы, которые не летают... И гнезд не вьют... Есть птицы и совсем без крыльев... Но нет птицы без перьев!

Дерево умолкло, и, словно поставив точку, перышко опустилось Фипу прямехонько на нос.

- A y меня ведь и перьев нет?.. Значит, я сам не птица! - ахнул Фип.

Но он не успел даже расстроиться, потому что рядом с ним на землю опустился кто-то, ростом даже чуть поменьше Фипа, но ужасно бойкий, веселый и нахальный и весь в перьях.

- Известно, не птица! Курица - не птица! - весело сообщил Воробей (это был именно он и никто другой).

- А я разве курица? - спросил бедный Фип.

- Ты-то? Ты даже еще не курица, - продолжал насмешник. - Ты - цыпленок, хорошо еще, хоть нежареный!

- Ой-ой-ой! - захныкал Фип. - Ну, где же мне найти своих?

И он повесил голову с таким убитым видом, что его пожалел бы даже разбойник Коршун, не только честный Воробей.

- Да не хнычь ты! - весело чирикнул он. - Вон они, твои!

- Где? - недоверчиво поднял голову страдалец Фип.

- Квох-квох! - донеслось до его слуха. - Квох-квох!

Лучше этого Фип еще ничего не слыхал в своей богатой приключениями жизни. И лучше этой картины он не видел: совсем неподалеку на лужок вышла птица - большая, красивая, пестрая, а за ней, весело попискивая, поспевала целая дюжина таких же желтых пушистых комочков, как сам Фип.

Фип рванулся было к ним, но вдруг остановился.

- А перья? - спросил он робко.

- А перья вырастут! - засмеялся Воробей. - Лети, лети к своим, не сомневайся!

И Фип полетел. Со всех ног.