Ундина (17 глава)

О том, как рыцарь видел сон.

Было время меж утра и ночи, когда на постеле

Рыцарь, сонный не сонный, лежал. Уже забываться

Начал он; вдруг перед ним невидимкой ужасное что-то

Стало; и он очнулся, как будто услышан какой-то

Голос, шепнувший: к тебе подошел посетитель бесплотный;

Силиться стал он, чтоб вовсе проснуться, но вот он услышал

Снова: как будто над ним и под ним лебединые крылья

Веяли, волны журчали и пели; и он, утомленный,

В сладкой дремоте опять упал головой на подушку.

Вот наконец и подлинно сон овладел им; и начал

Видеть во сне он; что будто им слышанный шум лебединых

Крыльев крыльями стал, что будто его подхватили

Эти крылья и с ним над землей и водой полетели

С сладостным веяньем, с звонким стенанием. «Стон лебединый!

Стон лебединый! (себе непрестанно твердил поневоле

Сонный рыцарь) ведь он предвещает нам смерть». И казаться

Стало ему, что под ним Средиземное море; и лебедь,

Слышалось, пел: расступись, озарись, Средиземное море.

Вниз посмотрел он: лазурные воды стали прозрачным,

Чистым кристаллом, и мог он насквозь до самого дна их

Видеть; и там он увидел Ундину; под светлым, кристальным

Сводом сидела она и плакала горько; и было уж много,

Много в ее лице перемены; не та уж Ундина

Это была, с которою в прежнее время так счастлив

Был он в замке Рингштеттене: очи, столь ясные прежде,

Были тусклы, щеки впалы, болезнен был образ.

Все то рыцарь заметил; но ею самой он, казалось,

Не был замечен. И вот подошел к ней, рыцарь увидел,

Струй, как будто с упреком за то, что так безутешно

Плакала; тут Ундина с таким повелительным видом

Встала, что Струй перед нею как будто смутился. «Хотя я

Здесь под водами живу, — сказала она, — но с собою

Я принесла и душу живую; о чем же так горько

Плачу, того тебе никогда не понять; но блаженны

Слезы мои, как все блаженно тому, кто имеет

Верную душу». Струй, покачав головою с сомненьем,

Начал о чем-то думать, потом сказал: «Ты, как хочешь,

Чванься своею живою душою, но все ты под властью

Наших стихийных законов, и все ты обязана строгий

Суд наш над ним совершить в ту минуту, когда он

Верность нарушит тебе и женится снова». — «Но в этот

Миг он еще вдовец, — отвечала Ундина, — и грустным

Сердцем любит меня». — «Вдовец, я не спорю, — со смехом

Струй отвечал, — но он и жених, а скоро и мужем

Будет; тогда уж ты, не прогневайся, с нашим посольством,

Хочешь не хочешь, пойдешь; а это посольство сама ты

Знаешь какое — смерть». — «Но знаю и то, что не можно

В замок Рингштеттен войти мне, — сказала с улыбкой Ундина, —

Камень лежит на колодце», — «А если он выйдет из замка? —

Струй возразил. — А если велит он камень с колодца

Сдвинуть? Ведь он об этих безделках забыл». — «Для того-то, —

С ясной сквозь слезы улыбкой сказала она, — и летает

Духом теперь он поверх Средиземного моря и слышит

Сонный все то, что мы с тобой говорим; я нарочно

Это устроила так, чтоб он остерегся», Приметя

Рыцаря, Струй взбесился, топнул ногой, кувыркнулся

В волны и быстро уплыл, раздувшись от ярости китом.

Лебеди снова со звоном, со стоном начали веять,

Начали реять; и снова рыцарю видеться стало,

Будто летит он, летит над горами, летит над водами,

Будто на замок Рингштеттен слетел и будто проснулся.

Так и было: проснулся Гульбранд у себя на постеле.

В эту минуту вошел кастелян объявить, что близ замка

Встречен был патер Лаврентий, что он в лесу недалеко

Сделал себе из сучьев шалаш и в нем поселился. —

«Мне на вопрос, зачем он живет здесь, когда отказался

Рыцарев брак освятить, отвечал он: «Разве одни лишь

Браки должны освящать мы? Другие нередко обряды

Нам совершать случается. Если не мог пригодиться

Я на одно, пригожусь на другое, и жду; пированье

Может легко перейти в гореванье. Итак, кто имеет

Очи, да видит; кто уши имеет, да слышит». В раздумье

Долго рыцарь сидел, вспоминая свой сон и значенье

Слов отца Лаврентия силясь понять; но, пришедши

К милой невесте, он все позабыл, разгулялся и снова

Сделался весел, и все осталось по-прежнему в замке.