Гадкий утенок
Хорошо было за городом! Стояло лето. Золотилась рожь, зеленел овес, сено было сметано в стога; по зеленому лугу расхаживал длинноногий аист и болтал по-египетски - этому языку он выучился у матери. За полями и лугами тянулись большие леса, а в лесах были глубокие озера. Да, хорошо было за городом!
Прямо на солнышке лежала старая усадьба, окруженная глубокими канавами с водой; от стен дома до самой воды рос лопух, да такой большой, что маленькие ребятишки могли стоять под самыми крупными листьями во весь рост. В чаще лопуха было глухо и дико, как в самом густом лесу, и вот там-то сидела на яйцах утка. Она должна была выводить утят, и ей это порядком надоело, потому что сидела она уже давно и ее редко навещали - другим уткам больше нравилось плавать по канавам, чем сидеть в лопухах да крякать с нею.
Наконец яичные скорлупки затрещали.
- Пип! Пип! - запищало внутри.
Все яичные желтки ожили и высунули головки.
- Кряк! Кряк! - сказала утка.
Утята быстро выкарабкались из скорлупы и стали озираться кругом под зелеными листьями лопуха; мать не мешала им - зеленый цвет полезен для глаз.
- Ах, как велик мир! - сказали утята.
Еще бы! Тут было куда просторнее, чем в скорлупе.
- Уж не думаете ли вы, что тут и весь мир? - сказала мать. - Какое там! Он тянется далеко-далеко, туда, за сад, в поле, но там я отроду не бывала!.. Ну что, все вы тут? - И она встала. - Ах нет, не все. Самое большое яйцо целехонько! Да когда же этому будет конец! Я скоро совсем потеряю терпение.
И она уселась опять.
- Ну, как дела? - спросила старая утка, которая пришла ее навестить.
- Да вот с одним яйцом никак не управлюсь, - сказала молодая утка. - Все не лопается. Зато посмотри-ка на малюток! Просто прелесть! Все, как один, - в отца.
- А ну-ка покажи мне яйцо, которое не лопается, - сказала старая утка. - Наверняка это индюшечье яйцо. Вот точно так же и меня однажды провели. Ну и было же мне с этими индюшатами хлопот, скажу я тебе! Никак не могла заманить их в воду. Уж я и крякала, и толкала - не идут, да и только! Ну-ка, покажи яйцо. Так и есть! Индюшечье! Брось его да ступай учи деток плавать!
- Посижу уж еще! - сказала молодая утка. - Столько сидела, что можно и еще посидеть.
- Как угодно! - сказала старая утка и ушла.
Наконец лопнуло и большое яйцо.
- Пип! Пип! - пропищал птенец и вывалился из яйца.
Но какой же он был большой и гадкий!
Утка оглядела его.
- Ужасно велик! - сказала она. - И совсем не похож на остальных! Уж не индюшонок ли это, в самом деле? Ну да в воде-то он у меня побывает, силой да загоню!
На другой день погода стояла чудесная, зеленый лопух был залит солнцем. Утка со всею своею семьей отправилась к канаве. Бултых! - и она очутилась в воде.
- Кряк! Кряк! - позвала она, и утята один за другим тоже побултыхались в воду. Сначала вода покрыла их с головой, но они сейчас же вынырнули и отлично поплыли вперед. Лапки у них так и работали, и даже некрасивый серый утенок не отставал от других.
- Какой же это индюшонок? - сказала утка. - Вон как славно гребет лапками! И как прямо держится! Нет, мой он, мой родненький... Да он вовсе и не дурен, как посмотришь на него хорошенько. Ну, живо, живо за мной! Сейчас я введу вас в общество, представлю вас на птичьем дворе.
Только держитесь ко мне поближе, чтобы кто-нибудь не наступил на вас, да берегитесь кошек!
Скоро добрались и до птичьего двора. Батюшки! Что тут был за шум! Два утиных семейства дрались из-за одной головки угря, а кончилось тем, что головка досталась кошке.
- Вот видите, как бывает на свете! - сказала утка и облизнула язычком клюв - она и сама была не прочь отведать угриной головки. - Ну-ну, шевелите лапками! - сказала она утятам. - Крякните и поклонитесь вон той старой утке! Она здесь знатнее всех. Она испанской породы и потому такая жирная. Видите, у нее на лапке красный лоскут. Как красиво! Это высшее отличие, какого только может удостоиться утка. Это значит, что ее не хотят потерять, - по этому лоскуту ее узнают и люди и животные. Ну, живо! Да не держите лапки вовнутрь! Благовоспитанный утенок должен выворачивать лапки наружу, как отец и мать. Вот так! Смотрите! Теперь наклоните голову и скажите: "Кряк!"
Так они и сделали. Но другие утки оглядели их и сказали громко:
- Ну вот, еще целая орава! Как будто нас мало было? А один-то какой безобразный! Уж его-то мы не потерпим!
И сейчас же одна утка подлетела и клюнула его в затылок.
- Оставьте его! - сказала утка-мать. - Ведь он вам ничего не сделал!
- Положим, но он такой большой и странный! - ответила чужая утка. - Ему надо задать хорошенько.
- Славные у тебя детки! - сказала старая утка с красным лоскутом на лапе. - Все славные, вот только один... Этот не удался! Хорошо бы его переделать!
- Это никак невозможно, ваша милость! - ответила уткамать. - Он некрасив, но у него доброе сердце. А плавает он не хуже, смею даже сказать - лучше других. Я думаю, со временем он выровняется и станет поменьше. Он слишком долго пролежал в яйце, оттого и не совсем удался. - И она почесала у него в затылке и огладила перышки. - К тому же он селезень, а селезню красота не так уж нужна. Я думаю, он окрепнет и пробьет себе дорогу.
- Остальные утята очень, очень милы! - сказала старая утка. - Ну, будьте как дома, а найдете угриную головку, можете принести ее мне.
Вот утята и устроились как дома. Только бедного утенка, который вылупился позже всех и был такой безобразный, клевали, толкали и дразнили решительно все - и утки и куры.
- Больно велик! - говорили они.
А индейский петух, который родился со шпорами на ногах и потому воображал себя императором, надулся и, словно корабль на всех парусах, подлетел к утенку, поглядел на него и сердито залопотал; гребешок у него так и налился кровью.
Бедный утенок просто не знал, что ему делать, куда деваться. И надо же ему было уродиться таким безобразным, что весь птичий двор смеется над ним!..
Так прошел первый день, а потом пошло еще хуже. Все гнали бедного утенка, даже братья и сестры сердито говорили ему: "Хоть бы кошка утащила тебя, несносный урод!" А мать прибавляла: "Глаза бы на тебя не глядели!" Утки щипали его, куры клевали, а девушка, которая давала птицам корм, толкала ногою.
Не выдержал утенок, перебежал двор - и через изгородь! Маленькие птички испуганно вспорхнули из кустов.
"Это оттого, что я такой безобразный!" - подумал утенок, закрыл глаза и пустился дальше. Бежал-бежал, пока не очутился в болоте, где жили дикие утки. Усталый и печальный, пролежал он тут всю ночь.
Утром дикие утки поднялись из гнезд и увидали нового товарища.
- Это что за птица? - спросили они.
Утенок вертелся и кланялся во все стороны, как умел.
- Ну и страшилище ты! - сказали дикие утки. - Впрочем, нам все равно, только не думай породниться с нами.
Бедняжка! Где уж ему было думать об этом! Только бы позволили ему посидеть в камышах да попито болотной водицы.
Два дня провел он в болоте. На третий день явились два диких гусака. Они лишь недавно вылупились из яиц и поэтому очень важничали.
- Слушай, дружище! - сказали они. - Ты такой урод, что, право, нравишься нам! Хочешь летать с нами и быть вольной птицей? Здесь поблизости есть другое болото, там живут хорошенькие дикие гуси-барышни. Они умеют говорить: "Га-га-га!" Ты такой урод, что, чего доброго, будешь иметь у них успех.
Пиф! Паф! - раздалось вдруг над болотом, и оба гусака замертво упали в камыши; вода обагрилась их кровью. Пиф! Паф! - раздалось опять, и из камышей поднялась целая стая диких гусей. Пошла пальба. Охотники окружили болото со всех сторон; некоторые засели даже в нависших над болотом ветвях деревьев. Голубой дым облаками окутывал деревья и стлался над водой. По болоту бегали охотничьи собаки - шлеп! шлеп! Камыш и тростник так и качались из стороны в сторону. Бедный утенок был ни жив ни мертв от страха. Он хотел было спрятать голову под крыло, как вдруг прямо перед ним очутилась охотничья собака с высунутым языком и сверкающими злыми глазами. Она сунулась пастью к утенку, оскалила острые зубы и - шлеп! Шлеп! - побежала дальше.
"Не тронула, - подумал утенок и перевел дух. - Уж видно, такой я безобразный, что даже собаке противно укусить меня!"
И он притаился в камышах. Над головою его то и дело свистела дробь, раздавались выстрелы.
Пальба стихла только к вечеру, но утенок долго еще боялся пошевелиться. Лишь через несколько часов он осмелился встать, огляделся и пустился бежать дальше по полям и лугам. Дул такой сильный ветер, что утенок еле-еле мог двигаться.
К ночи добежал он до бедной избушки. Избушка до того обветшала, что готова была упасть, да не знала, на какой бок, потому и держалась. Ветер так и подхватывал утенка - приходилось упираться в землю хвостом. А ветер все крепчал. Тут утенок заметил, что дверь избушки соскочила с одной петли и висит так криво, что можно свободно проскользнуть через щель в избушку. Так он и сделал.
В избушке жила старуха с котом и курицей. Кота она звала сыночком; он умел выгибать спину, мурлыкать и даже пускать искры, если погладить его против шерсти. У курицы были маленькие, коротенькие ножки, потому ее и прозвали Коротконожкой; она прилежно несла яйца, и старушка любила ее, как дочку.
Утром чужого утенка заметили. Кот замурлыкал, курица заклохтала.
- Что там? - спросила старушка, осмотрелась кругом и заметила утенка, но по слепоте приняла его за жирную утку, которая отбилась от дому.
- Вот так находка! - сказала старушка. - Теперь у меня будут утиные яйца, если только это не селезень. Ну, да увидим, испытаем!
И утенка приняли на испытание.