Нашествие снеговиков
В лесу снег порошил, сеял, падал, осыпался с прогибающихся под его тяжестью веток, а в поле – летел, кружил, взвивался вихрем. И сквозь него шли, шли и шли снеговики. Шеренга за шеренгой.
У кромки леса, на краю поля стоял человек и не мог понять – за что ему такое наказание? Он поначалу решил, что наткнулся на боевые учения какого-нибудь десантного подразделения. Масштабные учения, большого подразделения, и очень боеспособного. Как нешумно они двигались, эти безмолвные белые воины, как мгновенно и необъяснимо возникали, словно бы из-под земли.
«Ну вот, Ксюша, - мысленно обратился к жене человек, - сходил твой Ванюша за ёлочкой. Когда вернётся, теперь не спрашивай. Пожалуй, встречай Новый год без меня».
Можно было, конечно, попробовать прикинуться своим, внешний вид позволял – снегом Иван Лапушкин был покрыт с головы до пят. Да вот ростом не вышел, и вооружён был лишь пилой-ножовкой в дерматиновом чехольчике. А двухметровая сосёнка, аккуратно спеленатая с помощью бельевой верёвки, на дополнительную маскировку никак не походила. Короче, как ни глянь – чужой среди чужих.
- Не наш, - констатировал за спиной у Ивана глухой хрипловатый голос, - стоит без толку.
- И теплом дышит. – Добавил голос позвонче.
Лапушкин начал медленно оборачиваться. Придал лицу вместо досадливого виноватое выражение, и даже заготовил шутливую фразу о согласии быть «языком». Но не пригодилось ни то, ни другое. Да заготовь он хоть третье и четвёртое, или пусть даже пятое-десятое, и то не пригодилось бы. Ну, с каким таким лицом и что такого весёлого может сказать человек среди ночи у кромки зимнего леса на краю заснеженного поля двум большущим снеговикам. А именно они, а никакие не десантники в белом камуфляже стояли за спиной Ивана. Живые снеговики.
«Замерзаю, - подумал Иван, - нет, уже замёрз, и вижу последний сон. Тот самый, беспробудный, как там, в «Белом безмолвии» Джека Лондона?»
Снеговики безмолвие хранить не собирались
- Вот тебе и первый человек, - ткнул в Ивана мягкой ручищей обладатель хрипловатого голоса. Вылеплен он был великолепно, не какая-то там снежная баба, скатанная шаловливой ребятнёй, а настоящий атлет под стать античным скульптурам, только не из мрамора, а из снега. Весь, кроме носа, который заменяла крепкая острая сосулька. Его звонкоголосый собеседник тоже был хорош, но не так могуч и с морковным носиком.
«Девушка», - безошибочно определил второго Лапушкин.
- Не такой уж он и жалкий, - оценила человека снежная дева.
- Одет тепло, - объяснил атлет, - но это не проблема.
- А я-то думал, вы десант, что у вас учения. – Не сумел скрыть своих первых впечатлений Иван.
- Нет, мы – снеговики! – гордо объявила дева.
- И у нас нашествие! – добавил атлет.
- Мы двое – первые. Самолепные. – Продолжала с нескрываемой гордостью дева. – Мы слепили вторых. Они теперь лепят третьих, а те вылепят четвёртых…
- И пойдём, пойдём, - подхватил свою линию атлет, - по полям, по лесам, по горам и городам…
- А зачем? – искренне удивился Иван. Он как-то внезапно и ясно понял, что всё происходящее не сон, а явь, и коль скоро это нельзя прекратить обычным пробуждением, то требуется хоть какая-нибудь ясность и определённость в столь необычной ситуации.
- Будем повсюду вдыхать тёплый воздух, а выдыхать холодный, - прозвенело из-под морковного носа.
- А потом вдыхать холодный, а выдыхать ледяной, - глухо донеслось из-под носа-сосульки.
- И так, пока не наступит ледниковый период! – Закончили снеговики стройным дуэтом, словно исполняли хорошо отрепетированную литературно-музыкальную композицию, в качестве музыкального сопровождения выступала уже не на шутку разгудевшаяся метель.
- Ледниковый период – два, - пробормотал Иван смущённо, - а я думал, что так только мультфильмы могут называться…
- Ты о чём это, человек? – Насторожился атлет.
- Это я о детях. Вам хорошо – вы вторых и третьих сразу большими лепите, а у человеков вторые бывают сначала маленькими, и, посмотрев «Ледниковый период – 2», сразу просят третью серию…
- Мы тебя не понимаем, - посуровела снежная дева.
- Я вас тоже, - признался Иван, - зачем вам второй ледниковый период?
- Не второй, а окончательный, - облегчённо пояснил нос-сосулька. – Это - чтобы снеговикам никогда не таять!
- Стоять вечно! – Подхватила враз повеселевшая нос-морковка. – Ты только представь себе, человек! Каково?
- Сугробы среди торосов, - без труда представил Иван, и почувствовал скуку невероятную, какую скрыть нельзя. Да и не надо было скрывать.
Дальнейшие события выявили, что важнейшей из наук в деле спасения человечества от второго ледникового периода оказались не ядерная физика, не органическая химия и даже не кибернетика с генетикой, а бесхитростное природоведение.
- Уважаемые снеговики, - начал Лапушкин, положа руку на сердце и стараясь ни на секунду не запинаться, - вы не должны бояться растаять! Ведь вы по сути своей вода, которая единственное, что было ещё до сотворения мира. Вот, послушайте начало всех начал – Книга Бытие стихи первый и второй: «Вначале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою». Представляете? Понимаете? Всё только-только начиналось, а вода уже была! И она помнит это. – Не умолкая, Иван растопил в ладонях комочек снега и капнул по капельке на нос-сосульку и на нос-морковку. – И вы не могли забыть, но почему-то забыли, как, растаяв, сливаетесь в один ручеёк и течёте по полю, по дну овражка мимо ракит и ольшаника, сквозь краснотал и ракитник до самой реки. Потом вливаетесь в реку и полноводным потоком катите к синему морю. А там, под ярким жарким солнцем воспаряете в бескрайний небесный простор, собираясь в облака и тучи, клубитесь и летите над полями, над горами, куда только пожелаете, чтобы пролиться дождём в тёплых краях, или просыпаться снегом в холодных. Какое же это счастье – слиться с любимыми в один ручеёк, заклубиться в одно облачко… Течь-звенеть, парить-греметь… Обниму, бывает, Ксюшку крепко-крепко и так хочу оказаться весь-весь-весь внутри неё… Да только мы, увы, не вода, мы стих 26: «И сказал Бог: сотворим человека…». Так сказать, напослед…
Тугой, горячий ком невыразимых, тех, что за пределами слова чувств подкатил от сердца к горлу Ивана и заставил умолкнуть.
Молчали и снеговики. И не шевелились. Капельки влаги на их носах висели не замерзая, и на морковке, и на сосульке. Потом разом сорвались и упали – атлету на грудь, деве на живот. Только после этого Лапушкин заметил, что снеговики не только не шевелятся, но и не дышат.
Снег внезапно прекратился. Улёгся разом ветер. Кругом стало тихо-тихо, светло от свежевыпавшего снега и… забавно от множества снеговиков вылепленных невесть кем с поразительным искусством и расставленных в самых неожиданных позах по всему широкому полю между Лапушкинским лесом и селом Верхние Лапушки. До села было всего полтора километра, а до Нового года целых два часа. Так что учитель черчения и рисования Иван Герасимович Лапушкин мог позволить себе ещё минут пять-шесть никуда не торопиться. Просто постоять, тихо вдыхая холод и выдыхая тепло.
.