Мавка

Весь день сегодня над землей творило солнце заклинанья,

плывя сверкающей ладьей к весенней ночи на свиданье.

И вылез мудрый Дух Земли из недр таинственного мрака

и, вперив в солнце глаз угли, от радости весенней плакал,

и слышал он, как гимн Весне трубили журавлей станицы

в бездонной синей вышине, где огненной слезой Денница

сменила солнце, и была она полна печали сладкой,

еще не ведающей зла. К ногам лесной царевны Мавки

луч тонкий месяц обронил в ее зеленые хоромы.

Он сердце Мавки полонил, и – вся – любовная истома,

она шептала как в бреду слова о счастье долгожданном:

- «Ты хочешь Мавку? Уберу я ландышем благоуханным

постелю брачную, и ты возляжешь с Мавкою, прекрасный,

как эти хрупкие цветы, в любови – царь над Мавкой властный!»

но отвечал он: - «Кто со мной так говорит? Тебя не вижу,

не понимаю… Я – слепой, и сердца у себя не слышу,

и ласк не знаю… Жарко мне от рук твоих, от уст горячих

я задыхаюсь как в огне… Там, в лунном царстве, мы иначе

привыкли жить, там мысль одна стремится с мыслью породниться,

оттуда сон и тишина сребром расплавленным струится

на землю скорбную, и в нем – законов вечности познанье.

забвенья счастья мы даем, мы – мудрость неба, мы – молчанье».

Тем больше боль, чем жарче дни. Царевна бедная сгорала

в огне земной своей любви. На грудь к ней часто прилетала

Цикада – слышать сердца речь, развеселить немудрой сказкой,

веселой песенкой развлечь и ласку подарить украдкой.

Цикада знала о любви, Цикада знала все земное,

в ее малюсенькой груди – не сердце – пламя роковое.

И как-то ночью, колдовство свершил над ними Дух Подземный:

взял мед осиный и его влил в старый кубок драгоценный,

и с неба молнии призвал в тот кубок и, шепча заклятья,

в красавца зверя превращал и, кинув в Мавкины объятья,

питьем волшебным напоил обоих допьяна, а кубок

о камни острые разбил. Луч лунный – неподвижен, чуток,

у ложа брачного стоял и на покров благоуханный

всю ночь из глаз слепых ронял то ль слезы, то ли жемчуг хладный…