Властелин колец (1 глава)
– Нет! Нет, пока меня ноги держат! – сказал Фродо, сверкнув глазами, с каким-то внезапным упорством. – Каждый лишний час мне в тягость, каждая минута! Я пошел вниз. А ты сиди смирно, пока я не вернусь или не позову!
Он ухватился за выступ, осторожно сполз и еще с запасом нащупал ногами опору.
– Нашел! – крикнул он. – Уступ направо тут широкий, можно стоять и не держаться. Я дальше... – И голос его оборвался.
Налетевшая с востока сплошная темень охватила небосвод. Над головой раскатисто треснул гром, пламенная молния ударила в нагорье. Взревел шквальный ветер, с ревом его мешался дикий, цепенящий вой – тот самый, слышанный на Болотище, по пути из Норгорда. Он и в лесах Хоббитании замораживал кровь, а здесь, среди каменных дебрей, вонзался во сто крат яростней, ледяными жалами ужаса и отчаяния – замирало сердце, и дух захватывало. Сэм упал ничком. Фродо невольно отнял руки от скалы, зажал уши, покачнулся, оступился и с жалобным воплем соскользнул вниз.
Сэм услышал этот вопль и, пересилив себя, подполз к краю обрыва.
– Хозяин, хозяин! – позвал он. – Хозяин! Ответа не было. Его колотила дрожь, и все же он, лязгая зубами, выкрикнул еще раз:
– Хозя-а-а-ин!
Ветер сорвал крик с его губ и унес в глубину ущелья и дальше, в горную глушь, но вдруг слабо донесся ответный возглас:
– Здесь я, здесь, не кричи! Только я ничего не вижу.
Голос был еле слышен, хотя Фродо оказался вовсе не так уж далеко. Он не упал, а проехался животом по скале – благо она была в этом месте пологая и ветер дул в спину, так что он, не опрокинувшись, задержался на уступе еще шире прежнего. Сердце его трепыхалось, он приник лицом к холодному камню. Вокруг было черным-черно: то ли мрак сгустился, то ли глаза отказали – может быть, он ослеп? Фродо с трудом перевел дыхание.
– Возвращайтесь! Возвращайтесь! – голосил Сэм сверху, из непроницаемой темноты.
– Не могу я, – проговорил Фродо. – Ничего не видно. Как я взберусь? Мне и двинуться-то невмочь.
– Чем помочь, сударь? Чем помочь? – отозвался Сэм, выставившись по пояс. Почему это хозяину ничего не видно? Ну темень, конечно, но не сказать, чтоб непроглядная. Ему-то Фродо был виден: одинокая серая фигурка, распластавшаяся на уступе. Виден-то виден, а как до него достанешь?
Снова загрохотал гром, и хлестнул ледяной ливень вперемешку с градом, обрыв мигом словно задернуло мутной завесой.
– Сейчас я спущусь к вам! – прокричал Сэм, хотя зачем бы ему спускаться, было неясно.
– Не вздумай! Погоди! – крикнул Фродо. Голос его окреп. – Я скоро оклемаюсь! Мне уже получше. Не торопись! Тут без веревки не обойдешься!
– Веревки! – с несказанным облегчением возопил Сэм и в гневе обрушился на себя: – Эх, вот бы кого на веревке-то подвесить вверх ногами в науку всем остолопам! Ну и недотепа же ты, Сэм Скромби! Сколько раз мне Жихарь это повторял, словцо у него такое. Веревки!
– Да не болтай ты! – закричал ему Фродо. Он уже почти пришел в себя и не знал, смеяться ему или сердиться. – Оставь Жихаря в покое! У тебя что, веревка в кармане и ты сам себя распекаешь? Так лучше доставай ее!
– Не в кармане, сударь, а в котомке! Ну и ну, сколько сотен миль проволок, а понадобилось – забыл!
Сэм быстро развязал и перерыл котомку. На дне ее и в самом деле без труда отыскался целый моток шелковисто-серой лориэнской веревки. Тьма перед глазами Фродо словно бы поредела, зрение понемногу возвращалось. Он увидел спускавшуюся к нему по воздуху серую змейку, различил ее серебристый отблеск, и голова его почти перестала кружиться. Фродо поймал конец, обвязался вокруг пояса и схватился за веревку обеими руками.
Сэм отступил назад, уперся ногами в пень и вытянул из-за обрыва что есть мочи карабкавшегося по отвесу Фродо; тот повалился в изнеможении.
Раскаты грома отдалились, но дождь хлестал пуще прежнего. Хоббиты заползли в ущелье и схоронились под каменным навесом, правда, не очень-то это им помогло. Кругом бурлили и пенились ручьи, вода низвергалась со скалы, как по водостоку огромной крыши.
– Я бы там или захлебнулся, или меня бы просто смыло, – сказал Фродо. – Как нам повезло, что ты прихватил веревку!
– Еще больше повезло бы, если бы я, раззява, припомнил о ней раньше, – сказал Сэм. – Ведь когда эльфы грузили лодки, они же положили по три мотка веревки в каждую. Очень мне ихняя веревка понравилась, и я один моток перепрятал к себе. «Наши, – говорят, – веревки не единожды вам пригодятся», вроде это Хэлдар сказал, а может, и другой кто из них. Правильно говорил.
– Жаль, я не захватил еще моток, – сказал Фродо, – но разве упомнишь, такая была неразбериха, когда мы с тобой улизнули. А захватил бы – спустились бы сейчас проще простого. Ну-ка, сколько в ней длины?
Сэм сноровисто промерил веревку на расставленных руках.
– Пять, десять, двадцать, примерно так тридцать локтей, чуть больше, чуть меньше, – сказал он.
– Не может быть! – воскликнул Фродо.
– Ага! Не может? – сказал Сэм. – Дивный народ эти эльфы! С виду-то она тонковата, а прочная какая, упругая и мягкая-мягкая. Моток-крохоток, и весу в нем нет. Дивный народ, иначе не скажешь!
– Тридцать локтей! – соображал Фродо. – А пожалуй что, и хватит. Если гроза до ночи кончится, я возьму да попробую спуститься.
– Дождь уж почти перестал, – заметил Сэм, – да ведь как бы в сумерках снова не обмишулиться! А вой-то каков был – забыли? У меня он до сих пор в ушах стоит. Ни дать ни взять Черный Всадник – спасибо, они хоть летать не умеют: а вдруг научились? Давайте лучше отлежимся до свету в этой дыре.
– Самое место здесь отлеживаться, когда из Черной Башни так и зыркают через болота, – сказал Фродо. – Да здесь лишней минуты оставаться нельзя!
С этими словами он встал, снова подобрался к обрыву и выглянул. На востоке прояснилось, по небу ползли последние, обвислые грозовые лохмотья, и даже над Привражьем, над которым помедлили черные думы Саурона, гроза уже отбушевала. Она посекла градом и осыпала молниями долину Андуина и мрачной, зловещей тенью заволокла Минас-Тирит, сокрыв вершины Белых гор. Медленно прокатилась она по Гондору к Ристании и омрачила закат перед взорами конников, мчавшихся равниной на запад. А здесь, над пустошью и смрадными болотами, расстелился голубой полог вечерних небес и замерцали бледные звездочки, точно мелкие прорехи возле висячего месяца.
– Хорошо-то как, когда глаза видят, – сказал Фродо, глубоко вздохнув. – Знаешь, я ведь было подумал, что совсем ослеп – от молнии или от чего похуже. И вдруг увидел серую веревку, и она словно светилась.
– И верно, она в темноте вроде как серебрится, – сказал Сэм. – Раньше-то я этого не замечал, да и где ж было заметить: запихнул ее в котомку, там она и лежала, кушать не просила. А как вы ее думаете приспособить, коли уж вам невтерпеж карабкаться по скалам? Тридцать локтей – это, стало быть, от силы восемнадцать саженей: в обрез донизу хватит, и то если вы насчет высоты не ошиблись.
– Обвяжи ее вокруг пня, Сэм! – велел Фродо, немного подумав. – На этот раз пусть будет по-твоему, спускайся первый. Я тебя придержу, а ты знай себе отталкивайся от скалы руками и ногами. Ну, если где сумеешь притулиться-постоять – тоже неплохо, я передохну. Спустишься до самого низу, отдашь веревку – и я за тобой. Я уже вполне оправился.
– Как скажете, – угрюмо проговорил Сэм. – Ладно, чему быть, того не миновать!
Он закрепил веревку на ближнем к обрыву пне, другой конец обвязал вокруг пояса, повернулся и нехотя полез в пропасть.
А спуск оказался вовсе не очень страшным. Веревка не только поддерживала, но словно подбадривала Сэма, хотя, ненароком взглянув вниз, он каждый раз зажмуривался. Один был очень трудный участок – отвесная круча, да еще скошенная внутрь, он оскользнулся и закачался на серебристой бечеве. Но Фродо был начеку, он отпускал веревку равномерно и медленно – словом, все кончилось как нельзя лучше. Больше всего ему было боязно, что веревки не хватит, однако в руках у Фродо оставался еще изрядный моток, когда снизу донесся голос Сэма: «Готово!» Слышно его было хорошо, а видно не было: серый эльфийский плащ сливался с сумерками.
Фродо спускался подольше. Он тоже надежно обвязался, узел на пне был проверен, он закоротил веревку – в случае чего повиснет, а не шлепнется. И все же хорошо бы не упасть – в отличие от Сэма, он не слишком доверял тонкой серой бечеве. Однако ж дважды пришлось на нее целиком положиться: уступов поблизости не было, и даже цепкие хоббитские пальцы не находили в скале ни трещинки. Но вот и он тоже ступил на землю.
– Ну и ну! – воскликнул он. – Спустились! Прощай, Привражье! Ладно, а дальше-то что? Чего доброго, еще затоскуем по твердой земле, по камням под ногами?
Но Сэм не отвечал, он тоскливо глядел на скалистый обрыв.
– Недотепа я, недотепа! – сетовал он. – Дуботол! Веревочка моя! Завязана ты накрепко вокруг пня там наверху, а мы вон где. Эх, и лесенку мы оставили для этого лиходея Горлума! Чего там, надо было вообще указатель поставить: ушли, мол, туда-то. Чуяло мое сердце, что больно все просто получается!
– Просто не просто, а если сумеешь придумать, как нам было спуститься вместе с веревкой, то зови меня недотепой или любым другим Жихаревым словцом, – сказал Фродо. – Коли хочешь, взбирайся обратно, отвяжи ее и спускайся, я на тебя посмотрю!
Сэм почесал в затылке.
– Да нет, чего-то не придумывается, уж не взыщите, – сказал он. – И все же ох как неохота мне ее оставлять! – Он ласково погладил веревку и встряхнул ее.