Властелин колец (2 глава)

– Северный ветер дует, от снеговых вершин, – сказал Арагорн.

– К утру подует восточный, – пообещал Леголас. – Отдохните, раз такое дело. Только ты, Гимли, с надеждой зря расстался. Мало ли что завтра случится. Говорят, поутру солнце путь яснит.

– Яснило уж три раза кряду, а толку-то? – сказал Гимли.

Холод пробирал до костей. Арагорн и Гимли засыпали, просыпались – и всякий раз видели неизменного Леголаса, который то стоял недвижно, то расхаживал взад-вперед, тихо напевая что-то на своем древнем языке, и звезды вдруг разгорались в черной небесной бездне. Так проплывала ночь, а рассвет они встретили вместе. Бледная денница озарила мертвенно-безоблачное небо; наконец взошло солнце. Ветер дул с востока, туманы он разогнал и обнажил угрюмую равнину в жестком утреннем свете.

Перед ними далеко на восток простерлось ветреное раздолье Ристании. Эти степи они мельком видели много дней назад, еще плывя по Андуину. На северо-западе темнел Великий Лес Фангорн; до его неприветных опушек было не меньше десяти лиг, а там холмами и низинами стояло в мутно-голубой дымке несметное древесное воинство. Дальше взблескивала, точно поверх серой тучи, высокая вершина Метхедраса, последней из Мглистых гор. Из лесу, между крутыми берегами, струила ключевые воды еще узкая и быстрая Онтава. К ней сворачивал след орков от всхолмья.

Арагорн пригляделся к следу до самой реки, потом проводил взглядом реку к истокам и вдруг заметил вдали какое-то пятно, смутное перекати-поле на бескрайней зеленой равнине. Он кинулся на землю, прижался к ней ухом и вслушался. Но рядом стоял Леголас. Из-под узкой, длинной ладони он увидел зорким эльфийским оком не тень и не пятно, а маленьких всадников, много-много всадников, и копья их поблескивали в рассветных лучах точно мелкие звезды, сокрытые от смертных взоров. Далеко позади за ними вздымался и расхлестывался черный дым.

Пустая степь хранила безмолвие, и Гимли слышал, как ветер ворошит траву.

– Всадники! – воскликнул Арагорн, вскочив на ноги. – Большой отряд быстроконных всадников приближается к нам.

– Да, – подтвердил Леголас, – всадники. Числом сто пять. У них желтые волосы, и ярко блещут их копья. Вожатый их очень высок.

– Далеко же видят эльфы, – с улыбкой сказал Арагорн.

– Тоже мне далеко, – отмахнулся Леголас. – Они от нас не дальше чем за пять лиг.

– За пять лиг или за сто саженей, – сказал Гимли, – все равно нам от них в степи не укрыться. Как, будем их ждать или пойдем своим путем?

– Ждать будем, – сказал Арагорн. – Я устал, и орков мы не нагоним. Вернее, их нагнали раньше нашего: всадники-то возвращаются вражеским следом. Может, они встретят нас новостями.

– Или копьями, – сказал Гимли.

– Три пустых седла, но хоббитов что-то не видать, – заметил Леголас.

– А я не сказал – добрыми новостями, – обернулся к нему Арагорн. – Добрые или дурные – подождем, узнаем.

Слишком были бы заметны и подозрительны их черные силуэты на палевом небе, и они неспешно спустились северным склоном, облюбовали у подножия блеклый травянистый бугорок, укутались в плащи, сели потеснее. Налетал пронизывающий ветер. Гимли было не по себе.

– А что ты про них знаешь, Арагорн, про этих коневодов? – спросил он. – Может, мы здесь сидим и ждем, пока нас убьют?

– Народ мне знакомый, – отвечал Арагорн. – Заносчивые они, своевольные, однако ж твердые и великодушные, слово у них никогда не расходится с делом, в бою неистовы, но не кровожадны, смышленые и простоватые: книг у них нет, лишь песни помнит каждый, как помнили их в седой древности сыны и дочери человеческие. Давно я здесь, правда, не был и не знаю: может, их подкупили посулы предателя Сарумана или подкосили угрозы Саурона. С гондорцами они искони в дружбе, хоть и не в родстве: некогда их привел с севера Отрок Эорл, и они, наверно, сродни обитателям краев приозерных, подвластных Барду, и лесных, подвластных Беорну. Там, как и здесь, тоже много высоких и белокурых. И с орками тамошние и здешние враждуют.

– А Гэндальф говорил, есть слух, будто они здесь данники Мордора, – заметил Гимли.

– Боромир этому не поверил, я тоже не верю, – отозвался Арагорн.

– Сейчас разберетесь, чья правда, – сказал Леголас. – Их вон уже слышно.

Вскоре даже Гимли заслышал, как близится топот копыт. Всадники свернули от реки к всхолмью и мчались по черному следу наперегонки с ветром.

Издалека звенели сильные юные голоса. Вдруг они общим громом грянули из-за холма, и показался передовой: он вел отряд на юг, мимо западных склонов. Длинной серебристой вереницей мчались за ним кольчужные конники, витязи как на подбор.

Высокие стройные кони с расчесанной гривой, в жемчужно-серых чепраках, помахивали хвостами. И всадники были под стать им, крепкие и горделивые; их соломенно-желтые волосы взлетали из-под шлемов и развевались по ветру; светло и сурово глядели их лица. Ясеневое копье было в руках у каждого, расписной щит за спиной, длинный меч у пояса, узорчатые кольчуги прикрывали колени.

В строю по двое мчались они мимо, и хотя иной из них то и дело привставал в стременах, озирая окрестности по обеим сторонам пути, однако же безмолвные чужаки, следившие за ними, остались незамеченными. Дружина почти что миновала их, когда Арагорн внезапно поднялся и громко спросил:

– Конники Ристании, нет ли вестей с севера?

Всадники мигом осадили своих скакунов и рассыпались вкруговую. Трое охотников оказались в кольце копий, надвигавшихся сверху и снизу. Арагорн стоял молча, и оба его спутника замерли в настороженном ожидании.

Конники остановились разом, точно по команде: копья наперевес, стрелы на тетивах. Самый высокий, с белым конским хвостом на гребне шлема, выехал вперед; жало его копья едва не коснулось груди Арагорна. Тот не шелохнулся.

– Кто вы такие, зачем сюда забрели? – спросил всадник на всеобщем языке Средиземья, и выговор его был гортанный и жесткий, точь-в-точь как у Боромира, у гордого гондорского витязя.

– Я зовусь Бродяжником, – отвечал Арагорн. – Я пришел с севера. Охочусь на орков.

Всадник соскочил с седла. Другой выдвинулся и спешился рядом; он отдал ему копье, обнажил меч и встал лицом к лицу с Арагорном, изумленно и пристально разглядывая его.

– Поначалу я вас самих принял за орков, – сказал он. – Теперь вижу, что вы не из них. Но худые из вас охотники, ваше счастье, что вы их не догнали. Бежали они быстро, оружием их не обидели, и ватага была изрядная. Догони вы их ненароком, живо превратились бы из охотников в добычу. Однако, знаешь ли, Бродяжник, что-то с тобой не так. – И он снова смерил усталого Следопыта зорким, внимательным глазом. – Не подходит тебе это имя. И одет ты диковинно. Вы что, исхитрились спрятаться в траве? Как это мы вас не заметили? Может, вы эльфы?

– Есть среди нас и эльф, – сказал Арагорн. – Вот он: Леголас из Северного Лихолесья. А путь наш лежал через Кветлориэн, и Владычица Цветущего Края обласкала и одарила нас.

Еще изумленнее оглядел их всадник и недобро сощурился.

– Не врут, значит, старые сказки про Чародейку Золотого Леса! – промолвил он. – От нее, говорят, живым не уйдешь. Но коли она вас обласкала и одарила, стало быть, вы тоже волхвы и чернокнижники? – Он холодно обратился к Леголасу и Гимли: – А вас что не слышно, молчуны?

Гимли поднялся, крепко расставил ноги и стиснул рукоять боевого топора; черные глаза его сверкнули гневом.

– Назови свое имя, коневод, – сказал он, – тогда услышишь мое и еще кое-что в придачу.

Высокий воин насмешливо посмотрел на гнома сверху вниз.

– Вернее было бы тебе, чужаку, назваться сначала, – сказал он, – но так и быть... Имя мое – Эомер, сын Эомунда, а звание – Третий Сенешаль Мустангрима.

– Послушай же, Эомер, сын Эомунда, Третий Сенешаль Мустангрима, что скажет тебе Гимли, сын Глоина: вперед остерегайся глупых речей и не берись судить о том, до чего тебе как до звезды небесной, ибо лишь скудоумие твое может оправдать тебя на этот раз.

Взгляд Эомера потемнел, глухим ропотом отозвались ристанийцы на слова Гимли, и вновь надвинулись со всех сторон острия копий.

– Я бы одним махом снес тебе голову вместе с бородищей, о достопочтенный гном, – процедил, Эомер, – да только вот ее от земли-то едва видать.

– А ты приглядись получше, – посоветовал Леголас, в мгновение ока наложив стрелу и натянув лук, – это последнее, что ты видишь в жизни.

Эомер занес меч, и худо могло бы все это кончиться, когда б не Арагорн: он встал между ними, воздев руку.

– Не взыщи, Эомер! – воскликнул он. – Узнаешь побольше – поймешь, за что так разгневались на тебя мои спутники. Мы ристанийцам вреда не замышляем: ни людям, ни коням. Может, выслушаешь, прежде чем разить?

– Выслушаю, – сказал Эомер, опуская меч. – Но все же лучше бы мирным чужестранцам, забредшим в Ристанию в наши смутные дни, быть поучтивее. И сперва назови мне свое подлинное имя.

– Сперва ты скажи мне, кому вы служите, – возразил Арагорн. – В дружбе или во вражде вы с Сауроном, с Черным Властелином Мордора?

– Я служу лишь своему властителю, конунгу Теодену, сыну Тенгела, – отвечал Эомер. – С тем, за дальней Завесой Мрака, мы не в дружбе, но мы с ним и не воюем. Если ты бежишь от него, то скорее покидай здешние края. Границы наши небезопасны, отовсюду нависла угроза; а мы всего и хотим жить по своей воле и оставить свое при себе – нам не нужно чужих хозяев, ни злых, ни добрых. В былые дни мы привечали странников, а теперь с непрошеными гостями велено быстро управляться.