Дочь Болотного царя

И постепенно Хельга сникла, но слушая слова псалмов,

Сейчас в ее душе возникло виденье из далеких снов.

Как будто бы она малюткой лежит на глади черных вод,

И к ней в гримасах злых и жутких слетают призраки болот.

А самый злой и самый страшный берет ее к себе на грудь,

И от коряг касаний влажных малышке хочется уснуть…

А он, подняв ее повыше, им говорит: «Подите прочь –

Она уснула – так что тише! Моя принцесса, моя дочь!»

И вспомнив страшное виденье, вновь осененная крестом,

Очнулась Хельга в изумленье, поняв, кто был ее отцом!

И сожаление волною ее накрыло в первый раз –

И слезы жаркою рекою лились из покрасневших глаз.

И образ матери приемной печально улыбнулся ей –

И в глубине натуры темной зажглись вдруг искорки огней!

И Хельга вспомнила, как нежно та женщина любила дочь –

Любовь ее была безбрежна, но свет дарила только ночь.

И посмотрев на христианина, она заплакала навзрыд.

И вдруг услышала: «Дочь тины, поедем вместе – путь открыт!

Я отвезу тебя в селенье, где обретешь ты свет души,

Садись за мной без промедленья, нам в путь пора уже – спеши!»

И Хельга вспрыгнула послушно в седло, но позади него,

А он сказал: «Ты ведь бездушна – и красота внушает зло.»

Они скакали день, а вечер лишь только шум дневной затих,

Принес им тягостную встречу – разбойники настигли их!

И окружив, напали разом, вокруг лишь звон мечей стоит,

Их конь убит был почти сразу и мертвый на земле лежит.

Христианин, закрыв собою, пытался Хельгу защитить –

Но пал с пробитой головою, успев лишь нож в врага вонзить!

И Хельга, онемев от боли, застыла горестно над ним,

Поняв, что был он ей так дорог – но им не встретится живым…

Разбойники ее схватили и потащили за собой –

Лучи заката опалили, накрыли Хельгу с головой…

И вот уж жабой безобразной она глядит на них в упор –

Они от нечисти ужасной бежали, выронив топор.

Вернулась жаба к месту боя, слезы льются на траву,

Уносит их песок и хвоя вдаль по зеленому ковру.

Она оплакивает горько Христианина и любовь,

Что зарождалась только-только, и не воскреснет теперь вновь.

Потом, задумавшись немного, она решила закопать

Останки – грудой у дороги не дать им в полночи лежать.

Чтоб звери не могли добраться до человеческих костей,

И пиру гнусному предаться в кровавой темноте ночей.

Но стала рыть она могилу и разорвала лапы в кровь,

Поняв – ей это не под силу, задумалась в печали вновь.

Тогда она решила строить курган… До самого утра

Таскала камни, успокоясь, когда над ним легла гора…

И снова луч рассвета алый раззолотил лицо ее,

Но Хельга, словно не видала, не замечала ничего.

Она решила над курганом воздвигнуть крест, как он учил,

Чтобы за выросшим бурьяном всегда найти, где сном почил.

И вот, скрестив две ветви, Хельга воткнула крест среди камней,

Вдруг на нее спустилась нега – как будто Дух витал над ней.

Она очнулась ночью темной, оставшись девушкой теперь –

Среди прохлады полусонной Христианин стоял над ней!

И сон стряхнув в одно мгновенье она услышала слова:

«Дочь тины – я твое спасенье, садись за мною на коня».

Два призрака и Хельга с ними летели звездною тропой,

Мелькали вдалеке равнины и приближался лес густой.

Вдруг Хельга увидала ниже цепь огоньков, ведущих круг –

Болота дикие все ближе, дурман-трава цветет вокруг.

И в самой середине тины увидела свое лицо –

Сном колдовским в глуби трясины она спит, взятая в кольцо…

Но ядовитая завеса растаяла в болотной тьме,

Когда проснулась мать-принцесса от слов молитвы в тишине.

Христианин креста знаменьем развеял колдовство болот,

И вынес мать и дочь на берег, где встретили они восход.

Он с ними навсегда простился, и Хельге улыбнулся вновь –

В лучах рассвета растворился, а с ним ушла ее любовь…

Она вдруг поняла – на свете любить не сможет никого,

Запомнит этот час рассветный и помнить будет лишь его.

9. Исцеляющий лотос

В то утро аисты собрались, чтоб на зиму лететь на юг,

Но вот один из них, взвиваясь, все облетал болота вкруг.

И, вдруг, он кинулся стрелою к гнезду, взяв перья лебедей,

Он скрылся за туманной мглою, стараясь двигаться быстрей.

Он скинул белые одежды к ногам принцессы, и она,

Вновь полная святой надежды, одела их на дочь сама.

Они взлетели, подняв ветер, что засвистел среди болот,

Солнца свет, лучист и светел водил по небу хоровод.

В то утро викинга супруга видала очень странный сон –

Из лебединых перьев вьюга кружила, укрывая дом.

А в самом сердце той метели тянула Хельга руки к ней,

И тут же лебедем взлетела среди кружащихся огней.

Она проснулась с шумом крыльев, и захотела проводить

В дорогу аистов, ей милых, и им тоску свою излить.

Ведь с той минуты, как пропала вместе с пленником их дочь,

Она от горя так устала – заснула только в эту ночь.

Она пошла на двор, к колодцу, но замерла, взмахнув рукой –

Два лебедя играли с солнцем, и шеи выгнуты дугой.

Ее завидев, лебедь малый к ней подлетел, в глаза глядя,

Она же перья целовала, узнав любимое дитя!

Она сказала ей: «Я знаю, что мы не свидимся с тобой,

Тебе с надеждой доверяю мою любовь забрать с собой!

Я вижу, ты уже другая, а я люблю тебя любой –

Когда-нибудь в цветущем рае мы снова встретимся с тобой!»

И вдруг, по крыльям лебединым скатилась горькая слеза,

А старший лебедь, шею выгнув, печально ей взглянул в глаза.

Он голову склонил пониже, как будто бы благодаря,

И к облакам взлетел повыше, где гасла ранняя заря…

Вот аисты взвились над лесом, прощаясь с родиной своей,

А с ними лебеди-принцессы кружили над травой полей.

И двинулись на юг всей стаей, летя вперед за вожаком.

А над курганом пролетая, взмахнула Хельга вниз крылом…

Но вот сменился лес песками, видны вершины пирамид,

И Нил своими берегами на солнце радостно блестит.

И утопает средь деревьев прекрасный мраморный дворец –

Влетев в окно и сбросив перья, принцесса крикнула: «Отец!

Смотри, отец, я возвратилась, и не одна вернулась в дом –

Я к жизни новой возродилась с прекрасным лотоса цветком!»

И Хельга повернулась к деду, коснувшись лба его и рук…

Такого чуда мир не ведал – царь, почти мертвый, ожил вдруг!

Он обнял внучку крепко, нежно, прижав ее к своей груди,

И понял, как любовь безбрежна, что к ней приводят все пути.

Он эти годы ждал лишь чуда – мечтал увидеть дочь живой,

И клял себя, что в ту минуту ее пустил в тот край чужой.

И не о собственном спасенье он думал ночи напролет –

Считал минуты, ждал мгновенье, что радость встречи принесет.

И вот теперь на дочь меньшую не может насмотреться он –

Ей гладит волосы, целует, боясь, что это только сон.

На Хельгу, как на чудо света любуясь, нежно царь глядит –

Ее лицо, как луч рассвета, дворец печальный озарит!

Здесь много лет уже пустынно, ничей не раздается смех,

Среди ночей бессонных, длинных для сердца не найти утех.

Две старшие принцессы, к счастью, давно покинули дворец –

Предвидя страшное ненастье за зло, что не простит отец.

И вот теперь прекрасный лотос расцвел зарей во тьме дворца –

И ласковый зовущий голос уже доносится с крыльца…

И царь, покинув сон покоев, впервые вышел на балкон –

Увидев снова песков море, был как мальчишка изумлен…

И воды Нила розовели в закатном пламени живом,

Вершины пирамид алели в прощальном вихре огневом!

Спускалась ночь… Пески звенели, и холод жар огня сменил –

Лишь звезды дальние бледнели, и в лунном свете блестел Нил.

И вдруг, всего в одно мгновенье к земле приблизился свет звезд.

А ветер хладным дуновеньем им крики птиц ночных донес.

А звезды вновь к земле клонятся, все ближе, ближе лучи их –

И Хельге стало вдруг казаться, что голос звал ее… и стих…

Она в полночном небе звездном лицо увидела Его,

Но догадалась слишком поздно – уже не стало ничего…

И слезы навернулись горько, но, чтобы не тревожить мать,

Украдкой их смахнула только и, отвернувшись, ушла спать.

…Отец и дочь стояли рядом и всматривались в неба даль,

Как будто бы хотели взглядом навек прогнать свою печаль.

Как будто пережить хотели то, что в теченье этих лет,

Как сон, лишь мимо пролетело, оставив уходящий след…

Но лишь потерянные годы им омрачали этот день,

И пережитые невзгоды на солнца свет бросали тень.

Наутро перед всем народом верховный жрец провел обряд –

Признав за Хельгой право рода, одев ей царственный наряд,

И диадема золотая легла на волосы ее,

Древнейший знак – змея литая вдаль смотрит сквозь небытие…

…В знак благодарности сердечной велел царь сделать барельеф –

Чтоб аист в памяти жил вечно, став назиданием для всех:

Рисунок редкостно прекрасен – расправив крылья и паря,

Летит к восходу белый аист, вдаль разливается заря.

Там лотос стелется по кругу ковром цветущим черных вод,

Два лебедя летят друг к другу через дурманный дым болот…

И аист счастлив был безмерно, но от смущения робел –

Служил он просто правде верно, а славы вовсе не хотел.

По просьбе Хельги аист взялся приемной матери снести

Кольцо, где мастер выбил надпись: «Люблю тебя, за все прости!»

Принцесса Хельга… Как напрасны вся роскошь, почести и власть,

Давно уже ей стало ясно – не жить ей в этом мире всласть.

Средь птиц, что улетали рано, просила Хельга соловья,

Чтоб каждый день он над курганом пел в час, когда взойдет заря!

Чтоб тот, кто там лежать остался, знал, услыхав ту песнь любви,

Когда он с Хельгой попрощался, то свет зажег в ее крови.

А мать и дед не понимали, что так тревожит их дитя –

И развлечения меняли, чтоб смех ее звенел, летя…

И Хельга грустно улыбалась, стараясь не печалить их –

И им веселою казалась, не омрачая дней ничьих.

Верховный жрец один лишь понял, что боль в душе ее живет,

И что не будет ей покоя, и счастья Хельга не найдет.

И он смотрел на Хельгу горько, но ничего не говоря,

В печали думал: «Боги! Сколько ждет бед принцессу и царя…»

10.