Властелин колец (8 глава)

– Да, – сказал Мерри. – Оно конечно, непривычно – может, как-нибудь притерпимся? Но вот в чем дело, Пин: мы теперь знаем, что эти высоты есть, и поднимаем к ним взгляд. Хорошо, конечно, любить то, что тебе и так дано, с чего-то все начинается, и укорениться надо, благо земля у нас в Хоббитании тучная. Но в жизни-то, оказывается, есть высоты и глубины: какой-нибудь старик садовник про них ведать не ведает, но потому и садовничает, что его оберегают вышние силы и те, кто с ними в согласии. Я рад, что я это хоть немного понял. Одного не понимаю – чего это меня понесло? Где там твое зелье? И достань-ка ты все-таки из мешка мою трубку, вдруг да она цела.

Арагорн и Гэндальф отправились к Смотрителю Палат и велели ему ни под каким видом еще много дней не выпускать Эовин и Фарамира и не спускать с них глаз.

– Царевна Эовин, – сказал Арагорн, – скоро пожелает ехать в поход – так или иначе задержите ее хотя бы дней на десять.

– Что до Фарамира, – сказал Гэндальф, – то не сегодня завтра он узнает, что его отец умер. Но про безумие Денэтора он знать не должен, пока не исцелится вполне и не будет занят по горло. Берегонду и периану-стражнику я скажу, чтоб они держали язык за зубами, но все-таки надо за ними присматривать.

– А насчет периана Мериадока, того, что ранен, распоряжений не будет? – осведомился Смотритель.

– Он, наверно, уже завтра вскочит с постели, – сказал Арагорн. – Ладно уж, пусть немного погуляет с друзьями.

– Диковинный народец, – понимающе кивнул Смотритель. – Вот ведь крепыши какие!

У входа в Палаты собрались люди – поглядеть на Арагорна, и толпа следовала за ним; когда же он отужинал, его обступили с просьбами вылечить раненых, увечных или тех, кого поразила Черная Немочь. Арагорн послал за сыновьями Элронда, и вместе они занимались врачеванием до глубокой ночи. Весь город облетел слух: «Поистине явился Государь». И его нарекли Эльфийским Бериллом, ибо зеленый самоцвет сиял у него на груди; так и случилось, что предсказанное ему при рождении имя избрал для него сам народ.

Наконец, донельзя утомленный, он завернулся в плащ, тайком вышел из города и перед рассветом заснул у себя в шатре. А утром над шпилем Белой Башни развевалось знамя Дол-Амрота, голубое с белым кораблем, подобным лебедю; люди смотрели на него и думали – неужто приснилось им явленье Государя